– Как следует погляди, внизу свет. Разве ты без оружия?

Кенуэй вытаращил на него глаза.

Залески фыркнул.

– Слушайте, кого я спрашиваю? Носит ли крест папа римский? Давай, Майлс. Ты вооружен и опасен. Не будь котенком.

Кенуэй опалил его взглядом, затянул ремень. Указал на веревочную лестницу:

– После тебя.

Залески показал Кенуэю поднятый большой палец, присел на корточки у лестницы, схватился за обе веревки, опустил ноги, полез вниз.

– По‑твоему, хорошая мысль? – спросил Джек.

– Потрясающая! С нами пойдешь? Может, найдется пропавшее время.

– Возьми его себе. Поздновато нырять в другой мир. У меня тут дела. Пожалуй, домой поеду.

– Нет, – быстро вставила Мелани. – Я хочу сказать, не уезжайте пока. Мне с вами надо сначала поговорить.

– Ладно, – сказал Залески, – дело твое. На нет и суда нет.

Двинулся, скрылся из вида под полом. Через несколько секунд снизу послышался голос:

– Давай, Майлс, не будь дерьмом цыплячьим. Лезь.

Кенуэй вытащил из‑под свитера пистолет 45‑го калибра, снял с предохранителя, снова сунул на место. Вздохнул, огляделся и – с гораздо меньшим энтузиазмом – полез.

Джек шагнул к краю, глядя, как скрывается в глубине стриженная ежиком макушка Кенуэя. Глубоко, черт возьми.

Сзади к нему подошел Лью:

– Я пойду. Там, внизу, виден свет.

– Очень уж далеко. – Джек различал слабое мерцание.

– Вы действительно не хотите пойти? Точно уверены? – Мелани почти с надеждой смотрела на него.

Он призадумался. Секунду назад собирался уйти, она его остановила. Теперь хочет, чтобы отправился другой дорогой.

– Абсолютно уверен. Фактически, никогда в жизни не был ни в чем так уверен. Вы хотели поговорить со мной?

Прежде чем она успела ответить, вклинился Лью:

– Объясни мне сначала... Когда я спросил, плохо ли там, ты ответила: «Не для меня, не для Фрейна». Что это значит?

Мелани вздохнула, отвела глаза. Джек заметил в них горечь и сожаление.

– Льюис... я нисколько не преувеличиваю, говоря, что там мой «дом». Когда врата открылись и я вошла в Иное, поняла, что вернулась домой. Впервые в жизни почувствовала себя в родном доме. И Фрейн тоже почувствует.

– А я нет? – с болью спросил он.

Из дыры послышался голос Залески:

– Эй! Бредятина какая‑то... Все вроде плавает в воздухе.

Мелани подошла к краю и крикнула вниз:

– Значит, вы почти на месте! В переходной точке меняется гравитация. Дальше вверх будете лезть.

Постояла в ожидании, и через несколько секунд снова раздался голос, полный волнения, изумления, на грани истерического хохота:

– И правда, мать твою! В жизни такого дерьма не видывал, черт побери!

– Бог с ними, – нетерпеливо продолжал Лью. – Как же насчет меня? Почему я себя не почувствую в родном доме?

Мелани снова повернулась к мужу, заговорила спокойно и деловито, словно объясняла ребенку нечто очевидное:

– Потому что ты там будешь чужим, Лью. В тебе нет ничего от Иного.

– Нет, есть, – возразил он, указывая на свою ногу. – Я не нормальный. Я тоже другой. Может быть, не настолько другой, как ты, но...

– Мы по сути иные, – сказала она. – Мы с Фрейном иные вплоть до генов. Ты настоящий человек, Льюис. А мы нет. Мы гибриды.

Ошеломленный Лью, с трудом ворочая челюстью, выдавил:

– Гибриды?

– Да, Льюис, гибриды.

Она подошла к инвалидному креслу Кэнфилда, положила коготь ему на плечо.