Последнюю фразу он произнёс с отчаянием.

Де Валль проигнорировал отчаянный тон.

— Так значит, мы сможем поставить пьесу в конце января?

— При хорошей погоде, сэр, да.

— Но у нас нет пьесы! — Де Валль посмотрел на Лэнгли беспощадным взглядом. — У нас нет пьесы!

— Будет, сэр. — Голос Лэнгли звучал неубедительно. — И мы всегда можем сыграть «Семь смертных грехов», народу нравится.

— Ради бога, это же старье! Уже всем надоело! Его сиятельство не для того расходует средства, чтобы ты выперднул какую-то древнюю чушь, которую уже видела половина Лондона. Ты бы открыл новый публичный дом со старыми сифилитичками, которые ходят под себя на изъеденных молью матрасах?

— Нет, сэр.

— Клиенты хотят новых шлюх. Свежее мясо. Не надкусанные пироги вроде Бекки.

— Спасибо, — произнесла Бекки.

Де Валль не обратил на неё внимания и вернулся к осмотру театра.

— Когда свадьба? — вдруг поинтересовался он.

— Сэр? — озадаченно спросил Лэнгли.

— Я не тебя спрашиваю.

Де Валль по-прежнему стоял к нам спиной.

— Свадьба? — неуверенно переспросил я.

— Внучка лорда-камергера выходит замуж за Томаса Беркли, — угрожающе произнес де Валль. — Когда?

— В феврале, сэр, — ответил я.

— В феврале, — повторил де Валль, — а при дворе много говорят об этой свадьбе. Лорд-камергер с женой даже хвастались пьесой, которую будут на ней играть. Комедию, говорила её милость. Прекрасно написана, сказала она. Ты её видел?

Я колебался.

— Частично, — наконец признался я.

Я не сказал, что утром прослушал большую часть пьесы.

— Как она называется?

— Мой брат пока размышляет над названием, сэр, — солгал я.

— Размышляет?

Де Валль повернулся и направился к дальней стороне стола. Он сел, нащупал кошелек на поясе и высыпал на стол горсть золотых монет. Меня притягивал этот блеск, Бекки уставилась на стол, Лэнгли смотрел с жадностью. 

— Принеси мне эту пьесу, — вкрадчиво произнес де Валль.

Я поднял голову и встретился с его взглядом.

— Сэр?

— Принеси... мне... эту... пьесу, — повторил он, выдерживая паузу между каждым словом.

Я ничего не ответил. Меня охватили тревога, страх, предчувствие опасности.

— Пьеса хорошая, Ричард? — беспокойно спросил Фрэнсис Лэнгли.

— Не знаю.

— Леди Энн Хансдон говорит, что хорошая, — лукаво заявил де Валль. — Она нахваливала её королеве. Сказала, что никогда не читала комедии прекрасней.

— Я знаю, она читала пьесу, — подтвердил я, — но платит её муж, и если другой театр поставит пьесу первым...

— У нас при дворе тоже есть друзья, — резко прервал меня де Валль. — Недовольство лорда-камергера — наше дело, а не твоё.

— Сколько нужно актёров, Ричард? — спросил Лэнгли.

— Много, сэр! — сказал я в надежде, что это его удержит. — По меньшей мере десяток.

— Это дорого, — произнёс Лэнгли.

Де Валль как будто и не заметил. 

— Испугался, парень?

— Не знаю, смогу ли украсть пьесу, сэр. Бумаги стерегут.

— Её написал твой брат?

— Да, сэр.

— Тогда кому сподручней её украсть, как не тебе? — Он покатил одну  монету через стол, и мне пришлось её поймать, пока она не упала на пол. — Оставь её себе, парень, — сказал де Валль, — и я дам тебе еще шесть, когда принесёшь страницы. — Я уставился на огромную и тяжелую монету, сияющую в моей руке.