– Хотите, попробую я?

– А если она психанет да выкинет что нибудь идиотское?

– Что, например?

– Такое, что нормальному человеку и в голову не взбредет. А копы приедут, только если оружие пойдет в ход. А знаете, сколько есть способов выкинуть что нибудь идиотское без оружия? Да мильон.

Разговаривая, они не спускали с женщины глаз.

– Пойду попробую, – сказал Боб.

– Давайте, но если начнет дурить, постарайтесь вывести ее вон, а? – Кассир развел руки, как когда отлавливают кого нибудь или загоняют. – За то, что будет там на парковке, я уже не в ответе.

Боб направился к фигурке в розовом, благодушно себе что то под нос мыча, как для того, чтобы известить о своем приближении, так и для того, чтобы обозначить дружественные намерения.

– О, привет, – сказал он так, будто только ее заметил. Насколько можно было судить, она никак на это не отозвалась, лица не разглядеть за бейсболкой, кудрями и солнечными очками. – Все в порядке, мэм, а? Я могу вам чем то помочь?

По прежнему никакой реакции, и Боб посмотрел на кассира, который коснулся предплечья жестом, выражающим убеждение, что Бобу следует женщину легонько встряхнуть. Трясти ее Боб не стал, но положил руку ей на плечо; и в тот момент, когда он коснулся ее, она активизировалась, как оживший робот, отвернулась от Боба и неторопливо направилась между стойками прямо к выходу из магазина. Боб воззрился ей вослед.

– И что мне теперь делать? – спросил он кассира.

– Понятия не имею, – отозвался тот, очень довольный тем, что она ушла, и еще тем, что случилось хоть что нибудь интересное.

– Пойду ка я за ней, – решил Боб и тоже вышел из магазина.

Держа дистанцию шагов в десять, он следовал за женщиной, прихлебывал кофе, и отмечал ее скудные успехи. Целых пять минут ушло у нее на то, чтобы пройти один квартал, а потом она снова окостенела, на этот раз на автобусной остановке, рядом со стеклянным навесом, уставилась на пустую скамейку. Пошел дождь, ее спортивный костюм стал намокать. Когда она задрожала, Боб подошел и накинул ей на плечи свое пальто. Но вскоре и он продрог, промокнув насквозь; когда полицейская машина остановилась на красный свет, Боб помахал полицейскому, чтобы привлечь его внимание. Полицейский помахал в ответ и уехал.

Боб перебрался под навес, где встал так, чтобы видеть женщину. Кофе совсем остыл, и Боб сообразил наконец, что так и не заплатил за него. Не задалась прогулка, подумал он, разумней будет смириться с потерями, махнуть рукой на пальто и отправиться домой на такси, но тут ему бросилась в глаза запаянная в пластик карточка, которая на шнурке свисала у женщины с шеи. Он обошел укрытие и, чуть отклонив от себя ее тело, принялся разглядывать карточку. На ней была фотография женщины в солнцезащитных очках и бейсболке, а под фотографией текст: “Меня зовут Чирп, я живу в Гериатрическом центре Гэмбелла – Рида”. Под текстом адрес, а под адресом – изображение внушительного дома в стиле “искусства и ремесла”, предшествующего модерну, со средневековыми элементами: башней с флюгером и террасой по всему периметру. Боб, видавший этот дом во время своих прогулок, сказал:

– Знакомое место. Значит, здесь вы живете? Вас зовут Чирп?

Твердость духа вернулась к нему, и он решил, что доставит Чирп по указанному адресу.

Боб бережно взял ее под руку и повел по направлению к Центру. Каждые десять пятнадцать шагов она останавливалась со стоном, но вообще то почти не сопротивлялась, и худо бедно они все таки продвигались, невзирая на непогоду. Ее тянуло зайти в каждый магазин, мимо которого они проходили, и Бобу приходилось ее выправлять; всякий раз при этом она каменела и принималась стонать.

– Прошу прощенья, Чирп, – говорил он. – Я и рад бы, чтобы мы зашли и там побродили, но ведь о вас будут беспокоиться, а мы разве хотим, чтобы они беспокоились, нет ведь? Так что пойдемте уж дальше, нам совсем немного осталось.