Я попытался разъяснить.

– Аттила до сих пор держит в плену мою любимую женщину, генерал. Я намерен убить его, отыскать её, освободить и попросить прощения за то, что бросил её.

Послышался смех и ободряющие возгласы.

– Ты сражаешься ради любви, а не только из за ненависти? – уточнил Аэций.

– Я сражаюсь ради простой и мирной жизни. Вот что движет мной.

Теодорих на мгновение привстал с места.

– Как и все мы! – басовито прогремел он – Пусть этот малый поскачет с нами и отомстит за его женщину. А я отомщу за мою дочь! Пусть он поскачет со мной!

– За наших женщин! – воскликнули полководцы.

Аэций поднял руки, давая знак успокоиться.

– Нет, Теодорих. Думаю, ему лучше будет сражаться в легионах, – с улыбкой сказал он. – Ионас борется за себя, но что то подсказывает мне, что Алабанда был послан к нам по другим причинам, и мы ещё не знаем, каким полезным для всех он может стать.

* * *

За сто миль к востоку от Аурелии огромный состав гуннских повозок сделал остановку на два дня. Илана не знала, что это значило. Солнце было близко к своему летнему зениту, а над жаркими полями висела дымка от пыли, поднятой бессчётными тысячами лошадей и угнанного скота. Она тянулась над всей обширной Каталаунской  равниной в Галлии.

Илана никогда не думала, что мир столь велик, и ощутила его бескрайние просторы, лишь когда её повезли в загоне, точно дикого зверя. Теперь она гадала, не добрались ли гунны до конца обитаемых земель. Город Августобона, который его не столь давние обитатели называли Труа, как сказал ей возница, находился на юге. А Дурокаталауни, который франки именовали Шалоном, – на севере. Или, вернее, там эти города находились прежде. Сейчас места их существования обозначали лишь клубы дыма.

Возницу звали Аликсом, он лишился половины ноги в битве с византийскими римлянами и ныне зарабатывал себе на хлеб, став погонщиком военного обоза кагана, состоявшего из награбленных трофеев, жён и рабов. За тысячу миль пути его отношение к приговорённым убийцам в клетках сильно изменилось и первоначальное презрение уступило место едва ли не жалости. Илана покрылась синяками от постоянной тряски, загрубела от грязи и пыли, скопившейся в её пристанище за недели пути, и похудела, питаясь объедками. Её руки и ноги плохо сгибались от долгого пребывания взаперти. Она мало говорила и просто следила за тем, как они ехали по берегу знаменитого Рейна, текущего среди лесистых гор, а миновав его, очутились в открытой равнинной местности, напоминавшей Хунугури. Только когда они остановились, у неё появился некий смутный интерес к происходящему. Неужели Аттила выбрал наконец место для стоянки и военного лагеря? Удалось ли Ионасу и Зерко убежать подальше от гуннов? И не подъехали ли варвары к берегам сказочного океана?

Наверное, нет, ответил ей Алике. Им ещё предстоит решающая битва, и гунны передохнут здесь, чтобы собраться с силами.

Это были интригующие новости.

Илана думала, что ей суждено судьбой беспомощно продвигаться к западу в трясущейся повозке. Но вслед за её обозом на равнине остановились десятки других повозок и образовали огромный лагерь, окруживший второй, армейский, ещё более длинный. Полки гуннов начали собираться. Что то явно замедлило темп их вторжения.

Затем прибыл сам Аттила с грозной когортой полководцев.

Как и всегда, его приезд сопровождал всплеск эмоций. Полководец пронёсся, словно ветер, мимо выстроенных войск – от одного крыла к другому; отправил назад бесконечный поток награбленных сокровищ: продовольствие, кувшины с вином, захваченные у врага знамёна, церковную утварь, похищенных женщин, потрясённых рабов, а ещё уши, носы, пальцы и мужские члены самых именитых врагов.