— Зло и беспорядок никогда не исчезнут сами по себе. Поспешим.

Пи-Рамзес был весь во власти слухов и споров. Некоторые утверждали, что хетты приближаются к Дельте, другие уже описывали бои, нашлись и такие, кто собирался бежать на юг.

Дверь северной казармы больше не охранялась. Колесница, доставившая Амени и царицу-мать, въехала в большой двор, где отсутствовала всякая дисциплина.

Лошади остановились посередине широкого двора.

Один из военачальников увидел царицу-мать, предупредил других военных, а те, в свою очередь, построили воинов. Через десять минут сотня мужчин собрались, чтобы послушать речь Туйи.

Туйя, маленькая и хрупкая, стояла среди вооруженных великанов, способных затоптать ее за несколько секунд… Амени содрогался от страха, расценивая как самоубийство вмешательство царицы-матери. Ей надо было оставаться во дворце под охраной стражников. Может быть, убедительные слова немного успокоят волнения, при условии, что Туйя поведет себя, как дипломат.

Наступила тишина.

Царица-мать с презрением огляделась вокруг.

— Я вижу только трусов и слабых воинов, — заявила она резким тоном, прозвучавшим в ушах Амени, как раскат грома. — Трусов и глупцов, совершенно не готовых защитить свою страну, доверяющих каким-то слухам.

Амени закрыл глаза. Ни Туйя, ни он сам не смогут избежать ярости воинов.

— Почему вы нас оскорбляете, Ваше Величество? — спросил один воин.

— Разве сказать правду означает оскорбить? Ваше поведение смешно и презрительно, и военачальники достойны еще большего порицания, чем простые воины. Кто решит о нашем вступлении в войну против хеттов, если не Фараон или я сама в случае его отсутствия?

Воцарилась глубокая тишина. Ведь то, что скажет царица-мать, не будет слухом и наметит путь всего народа.

— Я не получила никакого объявления войны от хеттского императора, — заявила она.

Радостные крики раздались после ее слов. Туйя никогда не лгала. Воины поздравляли друг друга.

Царица-мать неподвижно стояла в своей колеснице. Все присутствующие поняли, что ее речь не закончена. Снова воцарилась тишина.

— Я не могу утверждать, что мир будет долгим, и я даже убеждена, что хетты преследуют только одну цель — безжалостное нападение. Его исход будет зависеть от ваших усилий. Когда Рамзес возвратится в столицу, а это скоро произойдет, я хочу, чтобы он гордился своей армией и верил в ее способность победить врага.

Воины с шумным одобрением приветствовали речь царицы-матери.

Амени открыл глаза, также покоренный той силой убеждения, с которой говорила вдова Фараона Сети.

Колесница тронулась с места, воины расступились, выкрикивая имя Туйи.

— Мы возвращаемся во дворец, Ваше Величество?

— Нет, Амени. Я думаю, что рабочие мастерских также прекратили работать.

Личный писец Фараона опустил глаза.

Под влиянием Туйи оружейные мастерские Пи-Рамзеса снова принялись за дело. Вскоре они заработали на полную мощность, изготавливая копья, луки, острия стрел, мечи, панцири, конскую сбрую и детали для колесниц. Никто больше не сомневался в неотвратимости войны, но появилась новая цель: обеспечить свою армию лучшим оружием, чем у хеттов.

Царица-мать посетила казармы и общалась, как с военачальниками, так и с простыми воинами. Она не забыла отправиться в мастерскую, где из деталей собирали колесницы, и поздравила ремесленников с хорошей работой.

Столица забыла о страхе, ею овладела страсть победы.

Как же изящна была эта элегантная рука с длинными, почти нереальными пальцами, которые Рамзес один за другим целовал. Он сжимал ее пальцы в своей руке, чтобы никогда их не выпускать.

Он был частью тела Нефертари. Боги, возложившие на плечи Рамзеса столь тяжелый груз, также подарили ему самую прекрасную женщину.