|
Однако Суллу законы Тита Дидия не интересовали. – Ты совершенно прав, Рутилий Руф, но я толкую не об этом. Если Тит Дидий отправится в Ближнюю Испанию разбираться с кельтиберами, то я присоединюсь к нему в качестве старшего легата. Я уже переговорил с ним об этом, и он отнесся к этому предложению более чем одобрительно. Война обещает быть длительной и непростой, так что от нее есть основания ожидать и трофеев, и укрепления собственной репутации. Кто знает, вдруг мне отдадут под командование целую армию? – Ты уже завоевал репутацию полководца, Луций Корнелий. – Но одно дело – тогда, другое – теперь! – нетерпеливо воскликнул Сулла. – Они все забы-ли, эти обладающие правом голоса болваны, у которых денег больше, чем здравого смысла! Пойми, что происходит: Катул Цезарь предпочел бы, чтобы я подох, только бы не открывал рта и не заговаривал о неповиновении; Скавр карает меня вообще непонятно за что! – Он осклабил-ся. – Я бы на месте этой парочки поостерегся! Если наступит день, когда я решу, что они навеки разлучили меня с креслом из слоновой кости, я заставлю их пожалеть, что они родились на свет! «И я склонен ему верить, – пронеслось в голове у Рутилия Руфа, по всему телу которого пробежал холодок. – О, этот человек опасен! Лучше бы ему убраться куда подальше». – Что ж, отправляйся в Испанию с Дидием, – произнес он вслух. – Ты прав, лучшей дороги к креслу претора не сыскать. Начать с начала, приобрести новую репутацию… Жаль только, что ты не можешь участвовать в выборах на должность курульного эдила. Ты так блестяще работа-ешь на публику, что в Играх тебе не было бы равных. После этого ты бы прошел в преторы как по маслу. – На должность курульного эдила у меня нет денег. – Тебе помог бы Гай Марий. – Я не стану его просить. По крайней мере, так я смогу сказать, что все, что имею, зарабо-тал сам. Никто мне ничего не давал – я все брал сам. Эти слова заставили Рутилия Руфа вспомнить слух, пущенный Скавром о Сулле во время избирательной кампании последнего: якобы для того, чтобы раздобыть требуемую сумму и вы-ступать в качестве всадника, он убил любовницу, а потом, чтобы пролезть в сенаторы, распра-вился с мачехой. Рутилий Руф, как правило, не доверял слухам о сожительстве с матерями, сест-рами и дочерьми, о половых связях с мальчиками и приготовлении блюд из экскрементов. Однако порой Сулла говорит такое!.. Кроме того, поневоле задумаешься, когда… Суд приближался к развязке: речь Марка Антония Оратора подходила к концу. – Перед вами сидит необыкновенный человек! – надрывался он. – Перед вами – образцо-вый римлянин, солдат, причем отмеченный доблестью, патриот, верящий в величие Рима! Чего ради такому человеку отнимать у крестьян последнюю миску супа, обкрадывать слуг и хлебопе-ков? Я адресую этот вопрос вам, досточтимые заседатели! Доходили ли до вас ранее рассказы о приписываемых ему чудовищных растратах, убийствах, насилиях, присвоении чужого? Нет! Просто вас заставили сидеть и слушать мелких людишек, оплакивающих утрату горсти бронзо-вых монет, рыбешки и тому подобных мелочей! Он глубоко вздохнул и расправил плечи, чтобы выглядеть еще внушительнее, чему вполне способствовала внешность всех представителей рода Антониев: вьющиеся золотистые волосы, внушающее доверие простое лицо. Все до одного заседатели были околдованы этим человеком. – Они у него на крючке, – безмятежно прокомментировал Рутилий Руф. – Мне куда интереснее, что он собирается сделать с ними дальше, – отозвался Сулла с оза-боченным видом. Публика издала дружный крик. Антоний Оратор кинулся на Мания Аквилия, сорвал с него тогу, потом с невероятной легкостью разорвал его тунику. Маний Аквилий предстал перед судом едва прикрытым. – Глядите! – гремел Антоний. |
