|
Римские цензоры объявляют соискателям контрактов устанавливаемые государством условия. Что каса-ется налогов, уплачиваемых провинцией Азия, то они объявляют сумму денег, которая должна поступать в казну ежегодно на протяжении пятилетнего срока, а не сумму налоговых поступле-ний от провинции Азия. Это уже решают сами налоговые компании, а им надо получить при-быль, а уж потом выплатить казне предусмотренную контрактом сумму. Вот и сидит туча сче-товодов, вооруженных счетами, определяя, сколько денежек можно выжимать из провинции в год на протяжении пяти лет; только потом заключаются контракты. – Прости мне мою тупость, но какое значение имеет для Рима сумма контракта, раз госу-дарство уже сообщило подрядчикам, сколько денег намерено получить? – Ну, эта сумма, друг мой, – строгий минимум, на который готова согласиться казна. По-лучается следующее: каждая компания публиканов предлагает сумму, значительно превышаю-щую этот минимум, чтобы завоевать расположение казны, естественно, предусматривая нема-лый барыш для себя! – Теперь понимаю, – кивнул Митридат, пренебрежительно фыркая. – Контракт заключает-ся с той компанией, которая обещает наибольшую прибыль. – Совершенно верно. – Однако на какую сумму заключается контракт: только ли на ту, что должна быть переда-на казне, или на все деньги, включая этот самый немалый барыш? – Только на ту, что уплачивается государству, дружище! – усмехнулся купец. – То, сколько компания оставит себе, касается ее одной, и, можешь мне поверить, цензоры не задают лишних вопросов. Контракт заключается с компанией, пообещавшей казне наибольшую отдачу. – А случается ли, чтобы цензоры заключали контракт с компанией, предложившей меньше, чем другая, обещающая максимум? – На моей памяти такого не случалось. – Каков же результат? Находятся ли прикидки компаний в рамках разумного, или они че-ресчур оптимистичны? – Задавая вопрос, Митридат заранее знал ответ. – А сам ты как думаешь? Публиканы, делая свои оценки, опираются на данные, получае-мые в саду Гесперид, а не в Малой Азии Атталы! Стоит нашему производству хоть немного упасть, как публиканов охватывает паника: как же, сумма, которую они подрядились уплатить казне, грозит превысить реальный сбор! Если бы они, заключая контракты, оперировали реаль-ными цифрами, всем было бы только лучше. А так, если зерно умещается в амбарах, при ягне-нии и стрижке имеется естественный падеж овец, а все до единой цепи, веревки, ткани, коровьи шкуры, амфоры с вином проданы, сборщики налогов начинают выжимать нас, как белье после стирки, отчего страдаем мы все, до одного, – с горечью растолковывал купец. – Как именно они вас притесняют? – полюбопытствовал Митридат, который не заметил в провинции ни единого армейского лагеря. – Призывают киликийских наемников из районов, где голодают даже выносливые кили-кийские овцы, и предоставляют им свободу рук. Я видел, как целые области продавались в раб-ство, вплоть до последней женщины и ребенка, независимо от возраста. Видел, как в поисках денег перекапывались поля и сносились дома. Друг мой, если бы я поведал тебе обо всем, что вытворяют сборщики налогов, чтобы выжать хотя бы еще немного, ты залился бы слезами! Конфисковывается весь урожай, за исключением самой малости, потребной для пропитания земледельца и его семьи и следующего сева, из стада забирают ровно половину поголовья, лавки и склады подвергаются ограблению. Хуже всего то, что люди, боясь таких бед, привыкают врать и жульничать: ведь в противном случае они вообще всего лишатся. – И все эти собирающие налоги публиканы римляне? – Римляне или италики, – сказал купец. – Италики… – задумчиво протянул Митридат, сожалея о том, что провел целых семь лет жизни, скрываясь в понтийских чащобах; пустившись в путешествие, он раз за разом убеждался, что ему недостает образованности, особенно в области географии и экономики. |
