Во взгляде у него было что-то возвышенное и смертоносное,
этакий, я бы сказал, благородный и праведный вызов. Очень не понравился мне
этот взгляд. Я всматривался в Энди с беспокойством: какую штуку выкинет с
ним виски? В жизни бывают два случая, которые неизвестно чем кончаются:
когда мужчина выпьет в первый раз и когда женщина выпьет в последний.
За какой-нибудь час "муха" у Энди выросла в целого скорпиона. Снаружи
он был вполне благопристоен и умудрялся сохранять равновесие, но внутри он
был весь начинен сюрпризами и экспромтами.
- Джефф, - говорит он, - ты знаешь, что я такое? Я кратер, живой
вулканический кратер.
- Эта гипотеза, - говорю я, - не нуждается ни в каких доказательствах.
- Да, я огнедышащий кратер. Из меня так и пышет пламя, а внутри
клокочут слова и комбинации слов, которые требуют выхода. Миллионы синонимов
и частей речи так и прут из меня на простор, и я не успокоюсь, пока не
произнесу какую-нибудь этакую речь. Когда я выпью, - говорит Энди, - меня
всегда влечет к ораторскому искусству.
- Нет ничего хуже, - говорю я.
- С самого раннего детства, - продолжает Энди, - алкоголь возбуждал во
мне позывы к риторике и декламации. Да что, во время второй избирательной
кампании Брайана (2) мне давали по три порции джина, и я, бывало, говорил о
серебре на два часа дольше самого Билли. Но в конце концов мне дали
возможность убедиться на собственном опыте, что золото лучше.
- Если тебе уж так приспичило освободиться от лишних слов, - говорю я,
- ступай к реке и поговори, сколько нужно. Помнится, уже был один такой
старый болтун, - звали его Кантарид, - который ходил на берег моря и там
облегчал свою глотку.
- Нет, - говорит Энди, - мне нужна аудитория, публика. Я чувствую, что
дай мне сейчас волю - и сенатора Бэвриджа прозовут Юным Сфинксом Уобаша. Я
должен собрать аудиторию, Джефф, и утихомирить свой ораторский зуд, иначе он
пойдет внутрь и я буду чувствовать себя ходячим собранием сочинении миссис
Саутворт в роскошном переплете с золотым обрезом.
- А на какую тему ты хотел бы поупражнять свои голосовые связки? -
спрашиваю я. - Есть ли у тебя какие-нибудь теоремы и тезисы?
- Тема любая, - говорит Энди, - для меня безразлично. Я одинаково
красноречив во всех областях. Могу договорить о русской иммиграции, или о
поэзии Китса, или о новом тарифе, или о кабильской словесности, или о
водосточных трубах, и будь уверен: мои слушатели будут попеременно то
плакать, то хныкать, то рыдать, то обливаться слезами.
- Ну что ж, Энди, - говорю я ему, - если уж тебе совсем невтерпеж, иди
и вылей весь избыток своих словесных ресурсов на голову какому-нибудь
здешнему жителю, который подобрее и повыносливее. Мы с нашими подручными и
без тебя тут управимся. В городе скоро кончат обедать, а соленая свинина с
бобами, как известно, вызывает жажду. |