– Даже со мной? – спросила Камилла.

– Я многим вам обязана, графиня, я глубоко ценю вашу доброту и от души благодарю вас за то, что вы столько времени терпели меня в замке, – отвечала Мария.

По натуре своей нежная и любящая, она, несмотря на то что в минуту прощания забывается все плохое, не чувствовала ни малейшей симпатии к графине. Нет, ей не жалко было расставаться с графиней, как бы та ни старалась казаться ласковой и заботливой. Она не могла найти ни одного доброго слова для этой холодной, бессердечной женщины, которая даже сейчас разговаривала с ней таким ледяным тоном, что у бедной девушки мороз пробегал по коже.

– Позвольте мне перед расставанием поблагодарить вас за все то, что вы для меня сделали, графиня, – довольно сухо произнесла она.

– Значит, в Америку? – сказала графиня со странным выражением. – Что ж, не смею тебя удерживать, дитя мое. Может быть, ты и найдешь там свое счастье. Я понимаю, что происходит сейчас в твоей душе, знаю, как тяжело тебе оставаться здесь после того, как твоей сестры больше нет с нами. Мне и самой, особенно когда я остаюсь одна, делается так невыносимо, сердце сжимает такая тоска, что, кажется, убежала бы куда глаза глядят, прочь из этого дома, в котором уже нет моей дочери. – Графиня поднесла к глазам тонкий надушенный платок. – Но мне тяжело отпускать тебя одну в такую дальнюю дорогу. Я успела полюбить тебя за это время и привязаться к тебе. Знай, что я всегда буду помнить о тебе и беспокоиться, как бы с тобой не случилось чего-нибудь дурного. Ты должна обещать мне, что в случае необходимости сразу обратишься ко мне.

Она протянула на прощание руку. Мария протянула свою и слегка вздрогнула от прикосновения холодных, влажных пальцев графини. Ощущение было такое, будто она коснулась руки мертвеца или мраморной статуи.

– Ты уже решила, чем будешь заниматься, дитя мое? – спросила графиня.

– Нет, об этом я подумаю на месте. Я прежде всего собираюсь отправиться в Гамбург. Оттуда на пароходе в Англию, а из Лондона уже надеюсь отплыть в Америку.

– Ты вступаешь в чужой тебе мир… Может быть, все-таки одумаешься?

– Нет, графиня. Я оставляю эту прекрасную страну, оставляю Европу для того, чтобы никогда уже сюда не вернуться.

– Когда ты намереваешься уехать?

– На будущей неделе, графиня, а пока что позвольте мне еще немного воспользоваться вашей добротой и гостеприимством. Я скопила небольшую сумму и хочу приготовить себе все необходимое для дальней дороги. Когда я закончу приготовления, то сразу же уеду. Я заранее пришла просить вашего согласия, чтобы вы не подумали, что я делаю какие-то приготовления втихомолку, чтобы все было открыто.

– Позволь мне, милое дитя, прибавить кое-что к твоему скромному капиталу, – сказала графиня и, вынув из письменного стола стопку завернутых в бумагу золотых монет, подала его молочной сестре Лили, вся фигура которой в эту минуту так живо напомнила ей несчастную падчерицу, что графиня была невольно тронута.

– Благодарю вас, графиня, – отвечала Мария. – Мне вполне хватит моих денег. Лучше я обращусь к вам в случае нужды.

– Ты всегда была не в меру гордой, дитя мое, – сказала графиня, видимо, рассерженная отказом Марии. – Со временем жизнь обломает тебя и поубавит твоей спеси. Не всегда приходится поступать так, как хочешь. Не всегда возможно исполнять свои капризы. Приходится согласовывать свои желания с обстоятельствами и желаниями других людей. Но я вовсе не собираюсь сердиться на тебя за это, – продолжала графиня, кладя сверток на письменный стол. – У тебя свои взгляды на жизнь, и потому я в данном случае уступаю.