– Но там было все ясно.

– И тут все ясно. Троцкисты – главный враг, даже хуже, чем фашисты.

Рита разрядила скандал, она томилась в дыму, а джаз банд из трех затасканного вида испанцев заиграл танго. Жена жаждала танцевать, Клим сослался на усталость, но положение спас Красовский и галантно протянул ей руку.

Мария появилась в зале ослепительно внезапно, в чертовом палантине, наброшенном на муаровое платье (все таки аристократки остаются аристократками – куда до них нашим рабоче крестьянским девкам, вырядившимся в кожу!), рядом шествовал Рамон в смокинге и с сигарой в зубах.

Все повернули головы: такое яркое явление посреди войны случается редко.

Увидев Клима, оба помахали ему и подсели за столик. Рита напряглась, словно тигрица перед прыжком, у Красовского внезапно заболел низ живота.

– Как тебя сюда пустили? – не очень любезно, но бабам нельзя давать спуска, иначе сядут на шею.

– Я   захотела увидеть тебя. И Рамон тоже, ты ему понравился, – она сбросила палантин, обнажила роскошные плечи и блаженно улыбнулась. – Не бойся, я не буду устраивать скандал твоей жене, кажется, это она танцует…

– Мы же договорились, что я приду к тебе поздно вечером.

– Мне скучно, дорогой. Я не   могу без тебя. Закажи нам чего нибудь хорошего, а то мы изголодались в пролетарском «Гран виа».

Ох уж эти агентессы, они и прекрасны, и коварны, и капризны, и необычайно эффективны в работе, и совершенно бездарны, и никогда не знаешь, успех ли ожидает тебя или позорный провал! Но куда деваться, если служишь Делу?

Клим махнул рукой, подлетел официант, и стол стал заполняться едой и вином.

Танго закончилось. Клим представил непрошеных гостей, натренированная Рита не показала виду, что хочет разорвать на части эту старую выдру, Красовский, он же Тони Грин (по английски говорил, как и все американские евреи), про себя отметил экзальтированность Марии, что никогда не красит агента НКВД и создает неоправданный риск, – последний в организации принимали только оправданный.

А тут еще Мария возжелала петь, пошепталась с музыкантами и закатила такой шлягер, что все мужики забыли про своих подруг, подхватили песню и устроили ей бешеную овацию. Затем пили вино за республику, за коммунистов и за то, что они, в отличие от фашистов, – хорошие люди.

Вскоре нарушительница спокойствия мирно удалилась с сыном, зал постепенно расползался на сон, Рита потянула супруга в номер, но он уперся, как конь, и сухо заметил, что впереди его ожидают неотложные дела.

– Не эта ли старая кляча? – Рите нельзя было отказать в проницательности.

– Мы работаем вместе.

– По ее морде видно, как вы работаете.

– Неужели ты не понимаешь, что сейчас творится?

– Ситуация в Мадриде настолько сложна, что тебе нужно вставить всем бабам! – и она, обворожительно улыбаясь, крепко сжала рукой гениталии своего супруга, он побледнел от боли и чуть не двинул ей по физиономии, к счастью, вспомнил о беременности, все они, дуры, в этой кондиции сходят с ума.

На этом и распрощались, Клим не испытывал никакого раскаяния (подумать только, чуть не раздавила яйца!), он вообще считал, что работа – превыше всего, романы же – это сопутствующая часть, если это романы, а не агентурные отношения, как у него.

Оперативные беседы камерадо Энгер проводил в интервалах между всплесками любви в уютном номере Марии в отеле «Гран виа». К сожалению, она постоянно отвлекалась от сути и ударялась в философские беседы – ведь Мария принадлежала к фанатичным католичкам, соединившим заповеди Христа с коммунизмом. Именно в Советской России и осуществились заповеди «не убий и возлюби ближнего», конечно, это не касалось классовых врагов.