Персонал в ступоре, Ларочка на полу лежит, я скальпель в карман халата тихонько прячу.

Петюня посидел немного и говорит:

— Очухался я, братцы, оформляйте на выписку.

Когда до него, наконец, дошло, что он не в «трезвяке» (милиционеров не видно и персонал незнакомый), мужик совсем обрадовался — платить не надо! Ведь услуги-то наши бесплатные, за счет государства.

Дали клиенту зеленый халат, побрел он домой, клацая зубами от холода. Потом две недели Петюня свое возвращение к жизни обмывал, никак нарадоваться не мог.

А через год — новая история. Опять Петюня так нагрузился, что окончательно помер. И снова врач со «скорой» его обслужил как положено. Температуру тела померял — двадцать девять градусов, рефлексы — нулевые, зрачки на свет не реагируют, сердце в груди не ворочается. Натуральный мертвец! Ну, опять выписали ему сопроводительный талон, опять привезли к нам, отгрузили.

Три дня лежал Петюня в холодильнике, мы к нему даже не подходили, от греха подальше.

Жена его тем временем, исходя слезами, на работу позвонила и попросила помощи коллектива похоронить супруга. Коллектив, конечно, расстарался, хотя в глубине души у отдельных индивидуумов и шевелились смутные сомнения. Собрали денег, как заведено, купили десять метров алого сатина, заказали траурные венки, оплатили новый костюм и негнущиеся ботинки, — все как положено.

На четвертый день Петюня наконец проснулся. Огляделся — апартаменты знакомые. И холод знакомый. Обстановка, прямо скажем, не душевная, но жизнеутверждающая.

Снял Петюня первый попавшийся халат с вешалки, напялил его и, разглядев зардевшееся небо за окном, поспешил на работу.

Пришел в родной автопарк, а там за забором его закадычные друзья похмеляются с грустными минами, точно на поминках.

Петюня губы жадно облизал при виде согревающей жидкости и пролепетал с сиротской жалобностью:

— Мужики, дайте душу поправить!

Только звон разбитого стакана послышался в ответ, а так даже никто не удивился.

— Петь, ты же умер! — укоризненно прошептали друзья.

Петюня только горестно махнул рукой.

— Мы ведь тебя поминаем. А ты, паскуда… Живой, теплый немного… А ты, Петя, дома уже был?

— Нет еще.

— А ты сходи! Иди быстрей, не то на собственные похороны опоздаешь.

Еле успел Петюня к самому началу торжества. Как жена вызверилась на него — ужас! И то сказать, куда накупленное девать? Одних венков четыре штуки!

Поэтому когда в третий раз Петюня умереть сподобился, жена его не дала мужа увезти.

— Пусть так лежит, — распорядилась она. — На балкон его вытащу. Сейчас октябрь, как-нибудь сам, без посторонней помощи оклемается. А то разорюсь на одних поминках.

После трех ночей на октябрьском бодрящем морозце заработал Петюня воспаление седалищного нерва и зарекся пить. Теперь как посмотрит на занавески из алого сатина, сшитые женой, так махнет рукой. Сейчас даже если в самом деле помрет, никто ему не поверит.

Видите, жены тоже разные бывают. Одна будет рыдать взахлеб, а другая только на балкон своего благоверного вытащит, чтоб свежим ветром обдуло. Уж нагляделся я на них по роду работы… С одного взгляда определяю, кто есть кто.

А вы той дамочкой интересуетесь? Ну, что про нее сказать… Типичная блонда с узким лобиком и аристократическими амбициями. Переживала натурально, в этом ей не откажешь. Видно, обожает своего супруга без памяти.

А что касается найденыша этого, безымянного… Мужичок по протоколу внешнего осмотра лет сорока, точнее сказать трудно. Персонал пансионата его опознал. Неподалеку от главного корпуса нашли… В кустах краснотала, в овраге.