Как все было во время опознания? Срочно вызванная супруга чуть в обморок не упала, едва в секционную вошла. Да, я своими глазами это видел. Она ведь, так сказать, приехала за телом. Но, слава богу, выяснилось недоразумение. Обознались, с кем не бывает…

Только я простынку приподнял, она вся покачнулась, побледнела, но в глазах — ни слезинки. Только жутко улыбнулась уголком рта. И все. Ресницы опустила и молчит…

И вдруг «длинь-длинь» — телефон у нее в сумочке запищал. Она его схватила и лепечет бескровными губами: «Да, да, да… Это ты? Ты где?» А это, оказывается, ее пропавший супруг звонит.

Вовремя нашелся! Его, оказывается, не то похитили накануне, не то сам он беззаконно пропадал неизвестно где, отчего она места себе не находила. И вот он объявился как раз в тот момент, когда она уже собралась хоронить его по всей строгости закона.

Найденный супруг, как узнал обо всем, долго хохотал. Даже был слегка счастлив. Жить буду долго, говорит. Кого, говорит, уже однажды похоронили, тот не скоро отправится на небеса обетованные. Да, подобному везению можно только завидовать.

А то ведь и по-другому бывает. И жены тоже разные попадаются. Иная еще и рада будет, когда ей такую печальную новость сообщат. Вот, к примеру, обитает у нас в городе один такой тип, он даже не один раз, а целых три раза подряд умирал. Это наш Петюня. Хотите в блокнотик записывать? Пожалуйста, историйка-то как раз для печати…

Наш Петюня, конечно, выпить не дурак, это вам всякий скажет. До пятидесяти пил, как насос, — все ничего, вытрезвитель лучше родного дома знал, процедуру приемки и выписки изведал от «а» до «я», а когда полтинник ему стукнуло, неожиданно подвел его двужильный организм. Умер Петюня в день своего пятидесятилетия. Трагически скончался, как говорится в надгробных речах.

После энного стакана на собственном юбилее упал колодой, пена изо рта пошла. Шурин к его груди ухо приложил — сердце не колотится. Лежит именинник, не дышит, кушать не просит, на небеса просится. Жена его, как положено, вызвала «скорую», чтоб засвидетельствовать кончину обожаемого супруга, и тайно перекрестилась: мол, отмучился, родимый, и я отмучилась вместе с ним.

Врач «скорой» сопроводительный талон выписал, все чин-чинарем, все по инструкции. По этому сопроводительному талону гостя санитары с дорогой душой приняли, раздели, на каталку водрузили, в холодильник повезли.

В нашем холодильнике, надо сказать, температура ровно минус два поддерживается. Чтобы клиенты, так сказать, с одной стороны, не портились, а с другой — не замерзли и не превратились бы в бесполезную для науки мерзлую сосульку.

Дня через два повезли Петюню на каталке на исследование, положили под яркий свет. Зажимы, пакеты для внутренних органов, скальпели — все готово, все ждет своего часа.

Диктую я результаты наружного осмотра. Перчатки натянул, скальпель на изготовку взял, примерился.

Вдруг Петюня правый глаз открывает и произносит жалобно, еле шевеля белыми губами:

— Братцы, уж больно холодно в вашем «трезвяке», дайте накрыться.

Санитары и врачи, конечно, врассыпную, Ларочка, та, что протоколы осмотра на машинке печатает, тут же хлопается в обморок.

Петюнька тем временем садится на каталке, оглядывается, дрожит.

— Закурить нету ли? — просит жалобно.

В гремящей тишине чиркнула спичка. Задымилась сигарета.

Покурил Петюня. А потом говорит:

— Черт, опять платить за ваш вытрезвитель! Жена ныть начнет, мол, нету больше сил мои запои оплачивать.