– Я улечу.

Маргарита сразу спросила: «Куда?» и спохватилась, что спрашивать не стоило. Но на этот раз Арнольд не расстроился.

– Стану желанием кого‑нибудь другого,  – ответил он.

– А потом?

– Ну, после того, как кто‑то другой загадает свое желание, перейду еще к кому‑нибудь, потом еще и еще.

– Наверно, это здорово надоедает?

– Нет, что ты! Я знакомлюсь с такими интересными людьми!

Маргарита почесала нос. Ее как раз за самый его кончик укусил комар, и девочка казалась самой себе Пиноккио, только что лгунишкой не была.

– И ты всегда был чьим‑нибудь желанием? – опять не подумав, спросила она.

Тут голос Арнольда стал таким тихим, словно в голове у Маргариты водили перышком.

– Помню, что когда‑то… очень давно… я кем‑то был.

Маргарита склонилась над глиняным комочком еще ниже, будто от этого могла его лучше слышать, и вдруг ей показалось, что Арнольд очнулся от забытья.

– Ну что, ты решила, какое желание хочешь загадать?  – деловито спросил он.

– Не совсем.

– Ладно, решишь – позови меня,  – сказал Арнольд и исчез.

Маргарита вздохнула и спрятала птичку в яйцо. Все получалось совсем не так, как должно было быть. Ей следовало захлебываться от восторга, что она может загадать любое желание, любое\ А она испытывала угрызения совести, что расстраивает Арнольда. Если вдуматься, решила она, этот Арнольд довольно мрачный джинн.

Засыпая, она гадала, как выглядит Арнольд, когда куда‑то исчезает, покидая ее, – так же, как ее глиняная птичка? Его щекочущий, хрипловатый голосок почему‑то не вязался с комочком, лежащим в яйце. Маргарите казалось, что она никогда не узнает, какой же он на самом деле.

Лето шло, и они с Арнольдом стали закадычными друзьями, хотя дружба эта была, конечно, странной. Маргарита привыкла всюду носить яйцо с собой, оно лежало в маленьком стеганом холщовом мешочке, который висел у нее через плечо. Когда выдавался удобный момент, Маргарита вынимала Арнольда из его убежища, и они болтали обо всем на свете.

Арнольд, как выяснила Маргарита, знал массу такого, чем, по ее представлению, джинны интересоваться никак не должны. Он мог перечислить все музыкальные группы, пересмотрел, по‑видимому, все лучшие фильмы и рассказывал такие истории, слушая которые Маргарита либо не могла удержаться от смеха, либо ночью, лежа под одеялом, стучала зубами от страха. Он был для нее таким идеальным другом, какого только можно пожелать, правда, если не лезть к нему с расспросами о его прошлом. Сама же она ловила себя на том, что рассказывает ему все, чего не сказала бы никому другому.

В конце концов она даже перестала вспоминать о том, что он на самом деле – желание. И все шло прекрасно, пока однажды, поехав с матерью на прогулку, она случайно не забыла свой стеганый мешочек в ресторане. Она пришла в отчаяние, и матери пришлось вернуться с ней в ресторан, но мешочек исчез, а с ним и яйцо, и Арнольд!

Маргарита была безутешна. Целыми днями она слонялась без цели, и ничто не могло ободрить ее. Ей нужен был только Арнольд! Ей нужны были их бесконечные беседы, которые они вели, в то время как все считали, что она крепко спит. Ей нужно было ощущать вес висящего на ее плече мешочка и просто знать, что Арнольд с ней. Ну и кроме того, Маргарита понимала, что теперь у нее нет возможности загадать желание.

А ведь она могла иметь все, что только захотела бы! Могла просить Арнольда засыпать ее деньгами. Могла просить славы и блестящего будущего! Стать, например, певицей в группе «10000 маньяков»! Или кинозвездой – и блистать во всех фильмах. А могла бы просто пожелать, чтобы Арнольд всегда оставался с ней! А она, форменная идиотка, так ничего и не попросила, и теперь у нее ничего нет! Надо же быть такой дурой!

– Ох, – пробормотала она как‑то вечером, лежа в постели, – как бы мне хотелось…

И внезапно замолчала, почувствовав знакомое щекотание в голове.