Я: – Если так – пусть так, значит жертва будет пока напрасна. Но в дальнем будущем она всё равно сработает. Впрочем, думаю, что найдёт поддержку и сейчас.

(Да, я так думал. Меня избаловала поддержка ста писателями моего съездовского письма. С обычным для меня перевесом оптимизма я и сейчас ожидал массового писательского движения, борьбы, может быть выхода из СП. А его – не получилось. Не было никакого настоящего гнёта, не было арестов, не было громов, – но усталые люди потеряли всякий порыв сопротивляться. С разной степенью громкости и резкости написали протесты 17 членов СП, да восьмеро – Можаев, Максимов, Тендряков, Искандер, Окуджава, С. Антонов, Войнович, Ваншенкин – сходили Воронкова пугать, потом их по одному тягали в ЦК на расправу.)

А. Т.: – Сейчас идёт отлив, обнажаются коряги, водоросли, безобразная картина.

Я: – Где вода была – там и будет.

А – разговор о нём, о Трифоныче? Наконец и он. Для меня потеря СП – формальность, даже облегчающая, на Твардовского находит трагедия большая, ибо – души касается: подходит неизбежное время покидать ему своё детище, «Новый мир». И в моём исключении он видит последний к тому толчок. А предпоследний: звонил инструктор ЦК, хочет приехать «подрабатывать» состав редакции (почему? никто его не звал; видимо – Лакшина, Хитрова, Кондратовича выталкивать).

Как вдумчивые верующие люди всю жизнь, и в высший час её, размышляют о своей грядущей, неизбежной смерти, так сколько раз уже, сколько раз А. Т. заговаривал со мной о своей отставке – ещё когда мне только не дали ленинской премии, ещё когда мы все казались на гребне хрущёвской волны. И всякий же раз, и сегодня особенно энергично (обойдя со стулом его большой председательский стол и к его креслу туда, рядом) убеждал я его: «Новый мир» сохраняет культурную традицию, «Новый мир» – единственный честный свидетель современности, в каждом номере две-три очень хороших статьи, ну пусть одна – и то уже всё искуплено, например вот лихачёвская «Будущее литературы», – А. Т. сразу повеселел, встряхнулся, с удовольствием поговорили о лихачёвской статье. А от чего приходится отказываться! – например, есть воспоминания участника сибирского крестьянского восстания 1921 года. («А дадите почитать?» – «Дам». – Вот тут мы – не разлей, как и начинали с «Денисовича».)

– Но, – твердил А. Т., – я не могу унизиться править Рекемчука. Я стоял сколько мог, а теперь я шатаюсь, я надломлен, сбит с копыльев.

Я: – Пока стоите – ещё не сбиты! Зачем вы хотите поднести им торт – добровольно уйти? Пусть эту грязную работу возьмут на себя.

Договорились: если не тронут Лакшина-Хитрова-Кондратовича – он стоит, если снимут их – уходит.

Прощался я от наперсного разговора – а за голенищем-то нож, письмо секретариату, и показать никак нельзя, сразу всё порушится. Бодро:

– Александр Трифоныч, в общем, если вынудят меня на какие-нибудь резкие шаги – вы не принимайте к сердцу. Вы отвечайте им, что за меня головы не ставили, я вам не сын родной!

Ещё и к Лакшину зашёл, для амортизации:

– Владимир Яковлевич! Прошу вас: сколько сможете, смягчите А. Т., если…

Неуклонным взглядом через молодые очки смотрит Лакшин.