— Да? — недовольный мужской голос.

— Здравствуйте, — сказал я как можно учтивее. — Это Сергей.

— Какой еще Сергей?

— Знакомый вашей дочери. Спортсмен…

— А-а, вот кто! Да я и не волнуюсь, пропадите вы все пропадом! Спортсмен! Какой ты спортсмен? Уголовник! Ты что с моей дочерью сделал, подонок? В шлюху захотел превратить?!

— Да постойте же!.. — ошеломленно проговорил я.

— Сам постоишь! Знать тебя не хочу! Скотина! Ты бандюга, тварь, понял? Не смей мне больше звонить! И к дочери моей не смей даже приближаться! Застрелю!..

И он бросил трубку, так и не дав мне ничего толком сказать.

— Вот так поговорили, — вздохнул я, — кладя трубку.

— Чего он там?

Я вкратце передал содержание беседы:

— И застрелить пообещал.

Степаныч махнул рукой:

— Да ладно! Из чего стрелять будет? Из клизмы?.. Не парься.

— Даже не думал.

— Ладно, идем, еще по сотке примем. Да и пожрем по-настоящему, макароны уже готовы…

Глава 25

Мы действительно плотно поели, допили остатки водки. Говорили о пустяках, посмеивались — главное было сказано, теперь решение за мной. А что мне решать?.. Про себя я, конечно, думал, но других реальных вариантов, кроме озвученного Степанычем, особо не видел. Оставаться в Ростове на нелегальном положении, потом доказывать свою невиновность перед братками?.. Дело тухлое, пока докажешь, десять раз тебя шлепнут. Потом, может, и будут сокрушаться: эх, зря парня грохнули, оказывается, нормальный пацан был!.. — да мне-то от этого не легче.

Уже стало вечереть, когда Степаныч как бы невзначай вернулся к главной теме:

— Ну что, ты подумал над моими словами?

— Подумал, Степаныч, но не додумал, — увильнул я. — У меня еще ночь на размышление, а утро вечера мудренее, так ведь? Давай утром и отвечу.

— Ну, давай. Тогда отдыхаем. Что делать будешь?

— Да спать завалюсь, — тут мне долго не надо было думать.

— Ладно. Хочешь, к своей девчонке иди, дрыхни… ну там, чем еще займетесь, так это дело ваше… А хочешь здесь, на диване. Я тебе мешать не стану.

Я подумал, что мне уже ничего не сможет помешать. Дикий стресс плюс водка, к которой я непривычен, дали мощнейший седативный эффект. Я чувствовал, что засыпаю здесь, за столом, и никаким «делом» с Лидой мне уже не заняться.

— Да… все равно, но лучше давай здесь, — проговорил я цепенеющим языком.

— Э, брат, да ты уже спишь, похоже. Ладно, иди, падай, — с усмешкой прокомментировал Степаныч.

У меня хватило сил кивнуть, доплестись до дивана, кое-как раздеться… и я упал на диван не ахти какой чистоты и комфортности, не думая об этом. И сразу вырубился.

Потом я пытался вспомнить: а что мне снилось?.. Что-то снилось же, это правда, только не понять, не разобрать. Тревожное волнение каких-то стихий, в котором просматривались какие-то силуэты, не поймешь — человеческие или не человеческие… Вообще по этой жизни и сны ко мне стали приходить пугающие, невеселые. И вот попробуй скажи теперь, что это не я такой, а жизнь такая…

Проснулся я однажды посреди ночи. Было очень темно и тихо. Ночной шум города опять же почудился мне тревожным, тем более, что я знал о развернувшейся в нем «бандитской войне». С полчаса, наверное, полежал и вслушивался, ожидая услыхать отзвуки выстрелов, свирепых погонь по ночным улицам… но то ли не было этого, то ли я не так слушал, то ли было, но где-то очень далеко… Короче, я и не заметил, как снова погрузился в сон.