К рынку Белого города.

Энди шел и шел, загребая подошвами чавкающее и мерзкое, пока не добрался до мостков, ведущих к дорожкам. Хотел очистить кроссовки, но Ниа торопилась, убегая вперед, и тело послушно взялось за старое — потащилось вслед. Странно, но усталости не чувствовалось, просто шагал еле-еле, как прадедушка, скоро отмечающий девяносто седьмой день рождения.

— Не отставай! — прикрикнула Ниа, оглянувшись. Тело напряглось и задвигалось быстрее.

А это оказалось непросто. Слишком уж оживленной оказалась рыночная жизнь, бьющая ключом, а неподалеку и двумя, судя по грохоту, и так лезшая под ноги. Если бы не погашенное Ниа сознание, Энди, скорее всего, сейчас или стоял бы, оторопев и ждал погибели, или бежал бы со всех ног и с криком «спасите-помогите!!!».

Потому как — кто только не крутился внизу или не толкался сверху.

Мелкие, смахивающие на жаб-переростков, бородавчатые и одетые только в юбки-килты, уродцы, важно катящиеся вперед кривоватыми плоско-огромными ступнями, что-то квакали друг другу и толкались. Мелькнуло несколько юрких мохнатых полузверьков, удивленно шевелящих усами и длинными пушистыми хвостами на Энди, с рюкзачками на гибких спинах. В плечо, горячо дыша, ударился очередной свинорыл, только на этот раз отъевшийся и пузатый, ведший за веревке вереницу тоненьких красоток, ростом по плечо Ниа, смотревшей на них без всякой жалости. Один раз пришлось задержаться, наблюдая, как в сутолоке ботинок, башмаков, сапог, кроссовок, модельных туфель, босых ног и ног в полосатых чулках, важно и медленно проплыл чей-то изжелта бледный толстый хвост, пропускаемый всеми. Разглядеть хозяина не вышло, и Энди только проводил взглядом спину в удивительно чистом фраке.

— Разрыв-огурцы для охраны! — голосило что-то невысокое, с торчащими во все стороны бледными волосами и с отвратительно розовыми складками лица. — Самые лучшие разрыв-огурцы для защиты дома или фермы! Совершенно бешеные и агрессивные!

— Светильки! Только что пойманные светильки! Освещение на месяц и больше!

— А вот кому дергать зуб под настойкой мандрагоры! Совершенно изумительные красочные впечатления и никакой боли!

— Два свежих утопленника! Совсем свежих, не больше пары дней! Кому утопленников?!

— Настоящие горшки для супа! Чистая глина, никакой заводской обработки! Горшки для зельев, отваров и… супа!

Энди, проталкиваясь вслед Ниа, даже перестал бояться, вдруг разрываясь между желанием разглядеть получше светильков, бешено снующих в стеклянных литровых банках и возможностью посетить шатер с суккубой, прибывшей на рынок инкогнито. Последнее ему предложил очень склизкий на вид тип, смахивающий на лиса, так и зыркающий во все стороны рыжими-бесстыжими глазами из-под заношенной шляпы-канотье.

— Совсем недорого, всего пятнадцать золотых… — так и кивал в сторону дымчато-сиреневого шатра с черными узорами лис-в-шляпе, шевеля тонкими ухоженными усиками и нервно стискивая в тонких пальцах с черными когтями рукоятку револьвера в кобуре на поясе.

— Эй, любезный, обернись. — посоветовала ему из-за спины Ниа. — Сколько, говоришь, компания суккуба? Пятнадцать?

Лис вдруг оскалился, потянув наружу оружие. Ниа щелкнула пальцами, раздавив бело-крапчатую фасолину, в которой Энди узнал маленькое птичье яйцо.

В нос, сразу и проникая повсюду, ударил сладковатый запах гниющих джунглей и опасности. Лис захрипел, выпустив револьвер и поднеся руки к горлу, редко заросшему светлыми жесткими волосами.