А станция оказалась интересной. Со статуями у колонн, гневно кричавшими или призывающими к чему-то, мужчинами и женщинами, почти все с оружием. И Энди даже умилился, несмотря на страх, смотревшей прямо на него ушастой овчарке с носом, натертым ладонями пассажиров до блеска. И тут бронзовая собака, строго смотрящая на живую статую, вдруг оскалилась.

— Фу, — спокойно сказала брухо, — сидеть, блохастая. А мы тут надолго?

Интересовалась она у сопровождающего. Тот оглянулся, несколько секунд тупо пялясь мешком маски, потом повернулся к рыже-черному тандему. И гулко, на местном, задал вопрос.

Так отвечать могли бы мексы, пару раз виденные Энди, так же бурно, горячась, непонятно, но так очевидно, ругаясь, размахивая руками, как мельницы крыльями, горя искренним гневом и…

Но за дело они взялись сразу. Видно, застыдились.

Мерное покачивание и еле уловимый скрип возобновились через пять-десять минут. Карета, горделиво сверкая зеркалами кормовых окон, умчалась вперед. Сопровождающий так не торопился, и Энди, несколько часов заключенный в собственное тело, задремал. Хотя думал, что такое невозможно.

А проснулся уже на… На рынке. Если его можно было так назвать.

— Час, — буркнул сопровождающий, сопя и похрюкивая под своим мешком, — там!

И показал на башенку с часами, торчащую над пестрым ковром, перемигивающимся огоньками и кострами перед глазами.

— Хорошо, — Ниа кивнула, легко выпрыгнув на низкие и темные камни, заменяющие платформу. — За мной.

За ней, само собой, следовало идти Энди. Вот его ноги взяли, послушно встали и пошли. По камням, по каменным ступеням, по вездесуще-проклятой старой брусчатке, по доскам настила, откуда вниз вел утрамбованный спуск.

— Ты здесь никогда не побывал бы, наслаждайся, изумляйся и ужасайся. — Ниа повернулась к нему, похлопав по плечу. — И не забудь быть благодарным. Без меня тебя бы уже продали, сдали в наем или сожрали. Цени, человечек из Контроля.

Без нее он здесь бы и не оказался вообще! Энди почти кричал внутри собственной головы. Сожрали бы, продали?! Да он просто гулял по чужому, чтоб его, городу… и все! Все!

— Кстати, по поводу поесть… — Ниа осматривалась, порой сторонясь и пропуская прибывающих торговцев и покупателей. — Я бы не отказалась. Да и тебе стоит, похудел уже фунтов на десять. Стоит тебя накормить. Странно… всего на десять, наверное, молодое тело сгорает от водуна не так быстро.

Что?! Энди все больше пугался, слушая ее. А ведь верно, брюки стали свободнее. За неполные двенадцать часов… как так? Неужели порошок не просто подчиняет воле, но и заселил в него паразитов, сейчас медленно заставляющих организм отдавать им все нужное? Может, они сейчас копошатся везде, от мускулов и до мозга, а он… а он просто ходит и умирает?!

— Не нервничай, — посоветовала брухо, — еще быстрее похудеешь. Ничего, это не на долго, не переживай. Пошли вниз, есть очень хочется. Надеюсь, тут есть карри.

Ноги опять понесли Энди сами по себе, вниз, к огромному сборищу всего, где можно было разложить товар, примерять, разглядывать, выбирая, есть или просто спорить до хрипоты. К высоким шатрам, полосатым и разноцветным, выскочившим, казалось, из средних веков. К военным палаткам, большим и маленьким, зеленеющим и желтеющим в окружении соседей. К криво-косым киоскам, сбитым из разномастных досок и еле стоящим. К фудтракам, каким-то образом заехавшим в огромную пещеру рынка, окруженную каменным сводом и теми самыми белыми старыми стенами. К присыпанным щебнем узким змейкам дорожек, вьющихся между рядами торгашей.