|
— Но он в Тебя попал. — Эти плавники для меня бесполезны. Они окончательно отомрут за следующие две сотни лет. — Я лично прослежу за похоронами Данкана, Владыка, — сказал Монео. — Есть еще… — Кусочек моего тела сожжен в полный пепел. Мы его просто сдуем, здесь подходящее место для пепла. — Как скажет Владыка. — Перед тем, как ты распорядишься телом, разряди этот лазерный пистолет и держи его там, где я смогу его продемонстрировать икшианскому послу. Что до представителя Космического Союза, который предостерег нас о покушении, вознагради его лично десятью граммами спайса. Ах, да — и пусть наши жрицы на Гиди Прайм получше поищут спрятанный там запас меланжа. Вероятнее всего, контрабанда старого Харконнена. — Что Ты желаешь сделать с меланжем, когда он будет найден, Владыка? — Используй небольшую часть его, чтобы расплатиться с Тлейлаксом за нового гхолу. Остальное можно отправить в наше хранилище, здесь, в подземелье. — Да, Владыка, — Монео скорее кивнул, чем поклонился, показывая, что понял все приказания. Его взгляд встретился со взглядом Лито. Лито улыбнулся. Он подумал: «Мы оба знаем, что Монео не удалится, пока напрямую не заговорит со мною о деле, которое больше всего нас касается». — Я видел донесение о Сионе, — сказал Монео. Лито заулыбался еще шире. Монео был просто восхитителен в такие моменты. За его словами скрывалось многое, что не надо было обсуждать между ними прямым текстом. Его слова и действия были точно сбалансированы и опирались на взаимное знание Лито и его слуги, что конечно же, Монео за всем следит. Теперь он, естественно, заботится о своей дочери, но хочет дать понять, что его забота о Боге-Императоре остается превыше всего. Сам проделав сходный путь эволюции, Монео точно понимал деликатность нынешнего положения Сионы. — Разве я не сотворил ее, Монео? — вопросил Лито. — Разве я не контролировал условия ее рождения, ее предков и ее воспитание? — Она моя единственная дочь, мой единственный ребенок, Владыка. — В некоторых отношениях она напоминает мне Харк Ал Аду, сказал Лито. — В ней как-то не очень много от Гани, хотя, вроде бы, должно было быть. Может быть, она больше всего взяла от тех предков, задействованных в программе выведения Бене Джессерит. — Почему Ты говоришь это, Владыка? Лито задумался. Есть ли необходимость для Монео знать эту особенность своей дочери? Сиона способна исчезать временами из его провидческого кругозора. Золотая Тропа остается, но Сиона исчезает. И все же… она не провидица. Она — уникальный феномен… и если она выживет… Лито решил, что не стоит подрывать дееспособность Монео, сообщая ему ненужную информацию. — Вспомни свое собственное прошлое, — сказал Лито. — Разумеется, Владыка! И в ней точно такой же потенциал, только он намного больше, чем был когда-либо у меня. Но это и делает ее опасной. — И она не будет тебя слушать, — сказал Лито. — Нет, но у меня есть агент среди мятежников. «Наверняка, Топри», — подумал Лито. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, что у Монео наверняка имеется там свой агент. Со времени смерти матери Сионы, Лито все глубже и увереннее постигал образ действий Монео. На Топри ему указали подозрения Найлы. И теперь Монео выставлял напоказ свои страхи и действия, предлагая их, как цену за дальнейшую безопасность своей дочери. «Как же неудачно, что от этой матери у него был только один ребенок.» — Вспомни, как я поступил с тобой в сходных обстоятельствах, — сказал Лито. — Ты знаешь требования Золотой Тропы не хуже меня. — Но я был молод и глуп, Владыка. — Молод и дерзок, но никогда не глуп. |
