– Пан, – сказал вслух хладнокровно.

И вновь затянулся...

У него хватило выдержки ждать до пол‑одиннадцатого, а затем без суеты одеться и выйти, и поехать тоже спокойно, хотя улицы заметно опустели. Без десяти одиннадцать, по всем правилам хорошего тона, он был у особняка.

Охранник радостно заулыбался ему и откозырял, но Богачев вполне официально предъявил пропуск и только после этого едва заметно кивнул.

Смолянинов ждал его. Сидел в гостиной на диване, опираясь локтями на колени, смотря в пространство перед собой. Когда вошел гость, он медленно повернул голову и уперся в пришедшего свинцовым взглядом.

– Явился, – вымолвил он хрипло.

– Прибыл. – Богачев позволил себе улыбнуться. Смолянинов прокашлялся и плюнул в камин.

– Ну а раз прибыл... то и тянуть нечего. Правильно?

– Правильно. – И Богачев улыбнулся вторично.

Хозяин опять уставился в гостя тяжеленным взором. Но он не был пьян, хотя на журнальном столике стоял стакан с початой бутылкой виски. Он долго смотрел молча и наконец произнес:

– Тогда пошли...

– Я готов.

– Тем лучше. – Смолянинов грузно встал, пошел к кабинету, и Богачев отметил про себя, что его шеф явно сдал. Походка у него, правда, была столь же быстрая и нетерпеливая, но ступал он как‑то слишком уж увесисто, точно боялся, что его вот‑вот шатнет.

В кабинете он разделся и накинул на себя балахон, так, точно никакого Богачева и рядом не стояло. Столь же хмуро и замкнуто отпер дверь, шагнул на лестницу и только тогда сделал спутнику знак рукой: иди, мол, следом.

Смолянинов зажег свечу, и они спустились в подземелье. Богачев был здесь впервые, озирался сдержанно, но с любопытством. Смолянинов же и теперь занялся делом, не обращая на коллегу ни малейшего внимания: вытаскивал сосуд со светящейся жидкостью, кисти, череп, свечи... И лишь когда расставил все по местам, взглянул так же сумрачно:

– Ну вот... Сейчас и приступим. Ты первый пойдешь, сын отваги.

– Как скажете, – легко откликнулся Богачев, словно предстояла ему чудесная прогулка в летнем парке.

– Уже сказал, – буркнул Смолянинов и окунул кисть в чашу...

...потек голубой свет, побежали по стенам сполохи. Все получалось как по маслу, вот и черный камень начал растворяться в голубом сиянии. Смолянинов отступил два шага, посмотрел на компаньона. В сузившихся глазах блеснула злоба.

– Ну... – сказал он и больше не сказал ничего, лишь указал движением головы: иди.

И тот, другой почувствовал, как возликовало, прыгнуло от счастья его сердце – ожиданию пришел конец.

ГЛАВА 11

Игорь опустился на траву рядом с Кореньковым.

– Палыч, – постарался сказать он как можно проникновеннее, – ты опять загадками заговорил... Ты уж будь добр, мы ведь не такие ясновидящие, как ты... делай прорицания почетче.

– Да что ты, Игорь, – ответил Палыч дружески и как‑то грустно. – Разве ты еще не понял, что у меня никакой привычки нет секретить что‑то, тень на плетень наводить... Просто я ведь и сам своих предвидений не понимаю! Я чувствую сейчас, что что‑то будет... ну да, будет... но что это...

Огарков насторожился:

– Александр Павлович?..

– Что такое? – Палыч глянул искоса.

– Не договариваете все‑таки. – Лев Евгеньевич покачал головой. – Хотели что‑то сказать и не сказали.

Палыч стал посасывать сигарету, и Лев Евгеньевич смотрел на него сверху вниз с полуулыбкой, и Игорь тоже иронически приподнял одну бровь... Палыч оторвался от окурка, выдохнул, сплюнул и сознался:

– Малость есть.