- Я всего лишь выполнял приказ, Ваша Милость, - пробормотал капитан и потупил глаза в пол, будто невинная девица в казарме.

- Приказ он выполнял, - передразнил старик и вдруг взвизгнул так, что я аж подпрыгнула: - Вторая баба где, отродье ты полоумное?! Упустил, дурак косорукий?!

- Вторая не появлялась пока, Ваша Милость, - соврал бледный, как несвежий покойник, капитан, - но мои люди наготове и она будет схвачена сразу, как только появится у ворот.

Надо же! А он неплохо соображает, когда припечет.

- Вот что, Скегги, - резко понизил голос судья, - не будь ты моим единственным сыном, уже болтался бы на виселице взамен той воровки. Носом землю рой, а девку найди к закату, или я забуду о том, что по какой-то нелепой случайности когда-то произвел тебя на свет. Убирайся с глаз, позор моего рода. Глядеть на тебя тошно.

- Но как же... - жалко пискнул окончательно растоптанный капитан и робко указал на меня. Ему что, последний ум отшибло с перепугу?. Как будто непонятно «как же»...

- Совсем ум отшибло, - прошипел старик, вторя моим мыслям, - учить еще тебя, осла безголового, что да как в таких случаях делают? В подземелья ее, к палачу! И лучше тебе лично убедиться, что она туда дошла. Если и эту упустишь, я собственными руками из тебя кишки выну. Вон, недоумок! Убирайся!

За неплотно прикрытой дверью успела скопиться изрядная толпа зевак, однако стоило хмурому капитану появиться на пороге, как в коридоре стало тихо и пустынно, будто все эти люди мне просто привиделись. Он даже сказать ничего не успел, бедняга. Ох и не повезет же тому несчастному, кто следующим подвернется под тяжелую капитанскую руку!

Да и пусть свирепствует. Мне-то уже все равно. Главное, чтобы рыжую не нашли.

Предки милостивые, пусть ее не найдут!

Всю дорогу до подземелий господин капитан недовольно сопел и буравил мне спину тяжелым взглядом. Что, любезнейший, папашке слово поперек сказать кишка тонка, а на слабом да беззащитном зло сорвать только дай? Подумывала даже вслух это все высказать, да еще кой-чего прибавить - мне-то один пес помирать, так хоть пользу принесу напоследок. С того судьи полоумного станется и впрямь сынка повесить, если пришибет меня сгоряча. Только не станет он об меня руки марать - я ж теперь вроде чумы во плоти.

Лестница кончилась быстрее, чем я успела толком примериться как бы свалиться половчее, чтобы не ногу сломать а сразу шею. Всего семь ступеней вместо уходящей во тьму бесконечности. И чем дальше, тем больше я убеждалась, что жуткие слухи, гуляющие по столице, не более чем глупые выдумки. Где, интересно знать, ржавые кандалы, гигантские пауки и мясоедная плесень по углам, полыхающие жаровни, в которых ждут своего часа раскаленные пыточные клещи? Где крики, стоны и плач несчастных узников?

Пока я видела только старые деревянные скамьи вдоль стен, полуприкрытую дверь и коптящий масляный светильник. Даже воздух был неправильный - прохладный и чуть затхлый, без всякого там «смрада безнадежности» и «миазмов агонии».

И тихо, как в могиле.

- Да это же сам господин капитан, во всем сиянии и славе! - нарушил тишину глубокий низкий голос из-за двери и яда в этом голосе было столько, что впору скорее топиться, чем травиться. - И за что нам недостойным сия неслыханная честь?

- Повесить! - выпалил сиятельный и славный, а потом вдруг развернулся на каблуках и самым позорным образом сбежал.

- Сколь недолго солнце доблести и бесстрашия освещало эти мрачные стены, - сокрушился обладатель голоса, так и не соизволив показаться. - Но поведайте же мне, прелестное дитя, что привело вас ко мне? Заблудились по пути на урок вышивания?

- Разве могла я обойти своим вниманием столь восхитительное подземелье, когда сам досточтимый господин судья так горячо и страстно убеждал его посетить? - в том ему откликнулась я, опускаясь на жалобно скрипнувшую скамью.