Мы надолго замолчали, думая каждый о своем. Кажется, я даже задремала, а когда проснулась, Мастера Палача рядом не было, зато с лестницы доносились голоса и металлическое позвякивание. Голоса были мужские и очень сердитые, но сколько я не прислушивалась, ни слова не разобрала.

Тут из-за двери выскочил хозяин подземелья и бегом бросился ко мне.

- Пей, быстро, - рявкнул он шепотом и чуть не вышиб мне передние зубы краем глиняной кружки.

От неожиданности я покорно проглотила вязкую горечь, пахнущую травами и чем-то еще, незнакомым. И только палач успел забросить кружку в угол и отскочить от меня подальше, как объявился печально знакомый мне капитан Скегги. За его спиной робко топтался упитанный краснощекий юнец в новеньком синем мундире. Одной рукой парнишка удерживал взведенный самострел, а в другой приличный моток толстой цепи с массивными кандалами на концах. Цепь у бедняги все время разматывалась, кандалы скрежетали по полу, а самострел смотрел то в потолок, то в пол, то доблестному капитану в спину. Выглядело это все так глупо, что я не сдержалась и хихикнула.

- И снова радость озарила мою убогую обитель! - возвестил заплечных дел мастер и отвесил капитану издевательский полупоклон: - Чем обязан столь великой чести?

- Время, - выдавил бравый командир стражи и дернулся в сторону крепыша с самострелом, будто спрятаться за него хотел, но в последний момент удержался..

- Столь коротка и быстротечна наша жизнь, столь многое ушло в потоке лет минувших, - продекламировал Мастер Палач первые строки популярной некогда оды «На смерть Героя Павшего» и снова поклонился: - Все будет готово сей же момент.

Я прикрыла глаза и слушала, как где-то за стеной звенят ключи и цепи, лязгают засовы, и раздаются монотонные команды палача. Мысли упорно вертелись вокруг одного: что, во имя предков, я только что выпила? Мне, конечно, доводилось слышать о «глотке милосердия», который успокаивает разум и помогает достойно пережить последние минуты, но во всех описаниях говорилось о «равнодушном оцепенении» и «скованности рассудка». У меня же напротив прояснилось в голове, да и такой бодрой я себя уже очень давно не чувствовала. Может, из-за болезни снадобье подействовало неправильно?

- Эту сковать, - резко бросил капитан, указывая на меня своему подчиненному.

Тот посерел лицом, но возразить не посмел. Вместо этого он закинул самострел за спину и принялся разматывать висящую на сгибе локтя цепь.

Я послушно вытянула руки вперед, позволила надеть на себя широкие браслеты кандалов и отвести в конец колонны смертников.

- В наши дни никто уже не заботится о том, чтобы привить юнцам хорошие манеры, но разве не прискорбно видеть столь вопиющее тому свидетельство? - осуждающе покачал головой хозяин подземелий. - Мыслимо ли оскорблять трепетный взор юной девушки грубым зрелищем, казни этого отребья?

Бедолага стражник, посерев еще сильнее, бросился исправлять оплошность, и вскоре я оказалось в колонне первой. Господин капитан все это время старательно удерживал на лице гордое и равнодушное выражение и, кажется, мои перемещения его ничуть не заботили. Зато они очень не понравились неприятному тощему старикашке, что возглавлял колонну до меня. Он как-то странно задергался, завертелся и еле слышно выругался. За свой трепетный взор испугался? Ничего, потерпит как-нибудь.

Господин капитан оглядел нас, брезгливо поморщился и жестом приказал следовать за собой.

Стоило покинуть подземелья, как он заметно приободрился, гордо расправил плечи и важно шествовал теперь по длинному сводчатому коридору. Лязгнул засов, коротко взвизгнули петли и дневной свет ударил по глазам, уже успевшим привыкнуть к полумраку подземелий. Противный старикашка позади меня вдруг злобно дернул цепь, и я чуть было не упала на идущего впереди капитана.

- Сделай так еще раз и будешь повешен на собственных кишках, - надменно процедил тот, даже не обернувшись.