Правда, было непонятно, почему мое зимнее платье, купленное в гипермаркете, он называл «безгрешной одеждой», - однако проникнуть в глубины подсознания грабителя, у меня пока возможности не было.

    -  На колени, супостат! - не отвечая, приказал Иван, впадая в непонятный раж. - Может быть, тогда пощажу живот твой! Ведомо мне, что нет у тебя против меня силы! Ничего ты мне сделать не можешь!

    -  Мне плохо, помогите! - потребовал Виктор и сказал по-французски женщине, что мужик его ранил.

    -  Oh-la-la! - отозвалась она, не выказывая особой тревоги состоянием мужа.

    Я тоже не откликнулся, сначала нужно было разобраться со странным грабителем.

    -  Почему ты решил, что я не смогу тебе ничего сделать? - спросил я.

    -  Мог бы, так давно убил, - резонно ответил он. - За тебя кривда, а за меня правда!

    Сказал он это зря. Конечно, поднять руку на сирого и убого, да еще безоружного, большая сложность, но с ним был совсем иной случай.

    -  А я тебя убивать и не собираюсь, просто отдам французам, пусть они думают, что с тобой делать, - сказал я, продолжая удерживать его не расстоянии.

    -  И тут не будет по-твоему! - радостно сообщил мужик. - Мой Яшка настоящий хранцуз не тебе чета, он у самого графа Ростопчина лакеем служил! Ему стоит только своим иродам одно слово сказать, от тебя мокрого места не останется!

    -  Ничего у тебя с Яшкой не получится, - посочувствовал я, - он уже на том свете тебя дожидается.

    -  Как так? Кто разрешил? Ты моего друга Яшку убил! Да я тебя, изверга! - истерично воскликнул Иван и, совершенно неожиданно для меня, отпрыгнув в сторону, исчез в темноте.

    Я по инерции бросился, было за ним, но вокруг была такая темень, что тут же налетел на дерево и больно стукнулся лбом.

    -  Неужели мне никто не поможет? - плачущим голосом позвал Виктор. - Меня ранил сумасшедший мужик, мне больно и страшно!

    Я вернулся к ним и, сказал, вкладывая саблю в ножны:

    -  Вставайте, я помогу вам дойти до кареты.

    -  Я не могу встать, вы должны мне помочь, из меня кровь течет! Mathilde, je suis blesse, - сообщил он француженке, что ранен.

    Однако Матильду, как мне кажется, занимало не состояние спутника, а свое собственное, вернее, банальная причина по которой она оказалась в лесу.

    -  Да уйдете вы, наконец, отсюда! - отчаянно воскликнула она. - Я могу остаться хоть на минуту одна!

    Пришлось мне одному поднимать толстяка, так и не выпустившего из рук ларца, и тащить к дороге. Матильда нас догнала, когда мы уже доковыляли до кареты. При свете костра я, наконец, увидел их лица. Виктору было явно за пятьдесят, возраст в эту эпоху более чем почтенный, женщине раза в два меньше. Вероятно короткое уединение умиротворило ее душу и недавнее нервное состояние разом прошло.

    -  Что с тобой, Виктор? - участливо, спросила она. - Тебя ранил тот ужасный человек?

    -  Ранил! Он меня не ранил, он меня убил! - заплакал толстяк. - Матильда, если со мной что-нибудь случится, береги ларец! В нем все мое достояние! Теперь такое ужасное время, никому нельзя верить! - пожаловался он.

    Я с ним вполне был согласен и, прислонив Виктора к дверце кареты, попытался распроститься со случайными знакомыми, сотворив фразу на французском языке:

    -  Спокойной ночи, господа, советую вам больше не ходить в лес, вокруг очень много плохих людей!

    -  Постойте, мосье, - взмолился раненный, почему-то обращаясь ко мне - как к французу, хотя мы с ним только что говорили на родном языке, - умоляю вас, не бросайте нас на произвол судьбы!

    Он вцепился в рукав мундира и умоляюще заглядывал в глаза.