-  Да, конечно, я же тебе говорила. Виктор все свободное время занимался чем-то умственным. Его многие уважали, тот же Федор Васильевич Ростопчин. К нему даже из Европы приезжали какие-то ученые.

    -  Ты это серьезно? - спросил я, окончательно переставая себя уважать.

    -  Да, только все больше немцы. Мне они, правда, не нравились, какие-то странные и совсем не светские.

    -  Фамилии не помнишь?

    Матильда задумалась, потом отрицательно покачала головой.

    -  Не помню. Виктор меня с некоторыми знакомили о них рассказывал, но мне было не интересно, и я не запомнила.

    -  Жаль.

    -  А зачем тебе это знать?

    -  Попытался бы выяснить, в каких областях науки он работал, - объяснил я.

    Матильда, явно не поняв о чем я говорю, вздохнула:

    -  Бедный Виктор, он иногда был таким нудным. Мне так его жаль. А ты такого немца Гегеля не знаешь?

    -  Слышал. Так что, к нему сам Гегель приезжал?!

    -  Нет, они только переписывались. Виктор его очень уважал, говорил, что он чего-то там такое придумал научное. Извини, я подробности забыла.

    -  А с Иммануилом Кантом он случайно не переписывался? - с завистливой тоской спросил я.

    -  Да, точно, переписывался, он мне о нем говорил, только тогда мы еще не были женаты, этот Кант, кажется, уже умер?

    -  Понятно, - уныло протянул я.

    Ведь надо же, придурок Пузырев с Кантом и Гегелем переписывался, создал теории, в которых я не могу разобраться, а я в это время только махал саблей и соблазнял встречных красоток! Прекрасная миссия летучего полового разбойника! Нет, пора и мне браться за ум, - без особого, впрочем, энтузиазма, подумал я. Найду жену, заживу оседло, засяду в кабинете и изобрету что-нибудь этакое. Например, телескоп или телевизор. Попаду во все энциклопедии, как Леонардо да Винчи. Я даже представил себе статью о себе в энциклопедии.

    «Крылов А.Г. - выдающийся ученый-футуролог, за сто десять лет до изобретения лучевой трубки с гениальной прозорливостью описал принцип действия телевизора. Крупный мыслитель, он на полтора столетия опередил свое время, предвидя появление автоматических стиральных машин и сотовых телефонов».

    Мечты, мечты!

    -  Скоро баня натопится? - спросила Матильда, теряя к разговору о непонятных немцах всякий интерес. - Я хочу помыться и переодеться в свое платье.

    -  Часа через два можно будет мыться, может быть, чуть раньше, - возвращаясь из высоких сфер в банальный предбанник, ответил я.

    -  Я не могу ждать столько времени, переоденусь сейчас! - капризно, как-то не так, как обычно, совсем не в своей манере, сообщила она.

    Я отвлекся от великих философов, непонятного и не понятого Пузырева, своего блистательного предначертания стать гением всех времен, а возможно и народов, вернулся на грешную землю и внимательно посмотрел на француженку, Матильда выглядела не в себе и почему-то смотрела не на меня, а на стену, завешанную пучками сухой травы. Я проследил ее взгляд, но ничего интересного кроме сушеного зверобоя и березового веника на том месте, куда она так пристально смотрела, не увидел.

    -  Переоденься, если хочешь, только куда тебе спешить, мы гостей не ждем, - попытался я перевести разговор в другое русло.

    -  Нет, нет, я ждать не могу и не хочу! - испугано воскликнула она. - Он может плохо обо мне подумать! Какой стыд ходить в мужской одежде!

    -  Кто он? - не понял я.