Изменить размер шрифта - +
Только нитка эта черного цвета. В спальню из открытого окна дул легкий утренний ветерок, слегка колебались занавески, и черная нитка тоже слегка колебалась. Цветок медленно поворачивался, продолжая следить за Коттом. Этот черный его стережет. Попытается удрать — задушит, обездвижит. Неужели кто-то в Риме пытается тягаться с Бенитом? После смерти Макция Проба и убийства Помпония Секунда вряд ли кому-то удастся его свалить.

Элий попробовал и не сумел. Значит — никто уже не сумеет.

 

Глава 10

Августовские игры 1977 года (продолжение)

 

 

«Дайте мне несколько лет, и я сделаю то, что не сделали императоры за целое тысячелетие. Рим станет единой корпорацией, где все будут помогать друг другу: банкиры, рабочие, солдаты и писатели, — пообещал диктатор Бенит. Так дадим ему шанс сделать нас счастливыми».

«Вступайте в общество „Радость“, если хотите, чтобы вы и ваши дети отдохнули летом на море. Члены общества получают бесплатные тессеры в театры, бесплатный пропуск на стадион. К тому же каждая тессера участвует в розыгрыше призов».

«Акта диурна», 15-й день до Календ сентября  [96]

 

 

Курций десятый день сказывался больным. Исполнители требовали от него присяги Бениту на верность. Курций делал все, чтобы присягу не дать. Схватка не равна, силы не равны. И Бенит победит. Но Курций должен продержаться как можно дольше. Курций верил в то, что время как-то может сыграть ему на руку. Он не задумывался, насколько Бенит сильнее его. Просто сильнее, и все. Однако и у Курция были союзники. Фабия прятала его на своей вилле. Марк Габиний дал денег. Гимп помогал готовить документы для суда. Каждая минута приближала Курция, нет, не к победе, но к чему-то более важному, чем победа. Выстоять эту минуту, выиграть эту минуту. Радостно было думать, что каждую минуту он выигрывал у Бенита. Отбил в схватке, как драгоценный бриллиант. И каждая эта выигранная минута была победой.

Наконец все было готово.

Курций явился к судье и положил перед ним пухлую папку с обвинительным заключением. Курций и сам не ожидал, что доживет до этой минуты. Однако дожил.

— Мне удалось раскрыть одно очень старое дело об изнасиловании, — заявил Курций небрежно.

И старик Марк Виттелий бледными восковыми пальцами открыл папку, как ворота Двуликого Януса, и прочел первые две страницы. А когда прочел, лицо старика сделалось уже не бледным, а зеленым, как недозрелый виноград.

— И ты можешь это доказать?

— Разумеется.

— И у тебя есть свидетель?

— Есть.

— Он придет в суд?

— Придет.

— И улики?

— И улики.

— Может быть, забудем?.. — Марк Виттелий подтолкнул папку к Курцию. — Я не видел, ты — не приносил.

— Нет, я принес. — Курций толкнул папку обратно.

— Зачем? — выдохнул Виттелий. Глаза его совершенно остекленели от страха.

— Ради Рима.

— Рим, — прошептал Виттелий, будто пытался вспомнить, что означает это слово. — Ну хорошо, я пошлю ему повестку.

Слишком легко уступил. Курций ожидал более серьезного сопротивления.

— У меня есть все копии документов, — сказал на всякий случай.

Виттелий вновь окинул его сонным взглядом.

— Не сомневаюсь, юноша.

Курций, возвращаясь назад в дом Фабии, постоянно оглядывался, переходил с одной стороны улицы на другую и возвращался назад, петлял, заглядывал в магазинчики и таверны. Его скрутили возле цветочного магазина. Сунули в лицо постановление об аресте, на котором еще не высохли чернила.

Быстрый переход