За что тотчас получил затрещину от Шмеля с комментарием: «Ты что, баран? В Африке водятся ушастые ежи, в 'Мире животных показывали».

— Так вот, — с ударением произнес я, — раньше ежик был еще тем добряком. Он охотно всем помогал, ничего за это не брал и не просил. Но однажды нехорошие люди обманули ежика и посмеялись над ним, обзывая матерными словами.

— Вот козлы… американцы наверное, буржуи? — прошипел Шмель, ерзая на кровати.

— Тогда еще не было американцев, дебил, — выдал обиженный Муравей, потирая затылок после затрещины.

— Слышь, сам дебил!

Драться не стали, уж больно пацанов заинтересовал мой рассказ. Я внушительно пожал плечами. Мол, кто теперь знает, кто и когда это с ежом сделал, история умалчивает.

— Ежик разозлился и запомнил те матерные слова, которыми его обзывали. Он перестал приходить к людям, но стал много ругаться и делать всякие пакости. По мелочи сначала, а затем все больше и больше. Естественно, люди реагировали на действия ежика — ну, как обычно бывает, когда молоток на ногу уронишь? Вот, а он все запоминал.

Видя, что ребята потихонечку начинают зевать из-за того, что ежик у меня получался слишком «гладким», я решил добавить в рассказ перчинки.

— Так вот, теперь когда он слышит, что кто-то говорит матерное слово, то он появляется и своими маленькими лапками… душит матерщинника! — я резко схватил Шмеля, сидящего на кровати напротив, за грудки. — Вот так!

— Мама! — Шмель с перепугу аж с кровати вскочил. — Я чуть в штаны не наложил!

— Так тебе и надо, — забурчал Муравей.

— И еще, — я обвел пионеров взглядом. — Нельзя подпускать его к шее, иначе из его маленьких лапок уже не выбраться. Поэтому как только почувствуете, что он карабкается по вам… а вообще-то тогда уже всё, вас уже не спасти.

— Может, свет надо включить? Или слово какое волшебное сказать? — предположил Солома, которому не особо понравилось, что от ежа, как оказалось, нет спасения.

— Не поможет. — скорбно помотал я головой. — А еще ежик — уже не тот ежик, что раньше. Теперь у него вот такие вот кровавые глазищи, — я соединил средний и большой палец в колечко. — Клыки размером с ладонь и сам он размером с собаку!

Пионеры восхищенно молчали, впечатленные историей о ежике, полностью выдуманной мной. По итогу любопытство взяло над страхом верх.

— Миш, а как его всё-таки вызывать? — спросил Солома.

— Позвать, наверное ж? — предположил Муравей, протирая свои очки.

Я поймал себя на мысли, что паренек реально похож на насекомое со своими лопоухими ушами и пушком под верхней губой. Ну и очки отдаленно напоминали глаза муравьишки.

— Верно, но не просто позвать, а сказать особое заклинание. Ежик-матерщинник, появись. Три раза, хором.

— А как понять, что мы зовем именно ежика-матерщинника? — спросил Солома.

— Сам подумай, — я не успел придумать ответ.

— Э-э… сказать матерное слово? И он придёт душить?

— Бинго!

На этом историю пришлось сворачивать. В корпус заявился Роман Альбертович.

— Так, бойцы, по кроватям и спать!

Мы молча переглянулись, улеглись. Теперь «час икс» настал. Роман изумился, что вслед за отбоем не последовало просьб на манер «ну еще пять минуточек», выключил свет в палате и вышел. Мы лежали с закрытыми глазами на кроватях, дожидались, когда Рома уйдет из корпуса. Он заканчивал обход по палатам боксеров и борцов. Там как раз раздавались голоса с просьбами о дополнительном времени. Поэтому минут десять нам пришлось полежать в темноте и в полной тишине.