|
Пожилой индеец ухмылялся, качал головой. — Именно поэтому я знаю, о чем говорю, голубчик, — сказал генерал смущенному Максиму. — Так что ты скажешь насчет зверушки? Максим снова взглянул на рисунок. — Это мегатерий, Иван Тимофеевич! — решительно сказал он. — Считается, что он вымер. По геологическим меркам — не так уж и давно… — Мы наткнулись на его следы во время экспедиции на Питиантуту, в глубине сельвы, — сказал Беляев. — Чимакоки, шедшие с нами, не имели представления о таких животных. След был старый, непосредственной опасности не предвиделось, так что мы не обратили на него особого внимания — поудивлялись и прошли мимо. Максим возмущенно ахнул, попытался что-то сказать, но генерал жестом остановил его. — Сам понимаешь, в тот момент нам было не до зоологии, — сказал он. — Не забудь, по сути это была военная экспедиция, мы должны были опередить боливийцев. За нами по пятам шли дикие лесные индейцы, припасы кончались… Но я попросил касика Шиди разузнать для меня что-нибудь, если выпадет случай. И вот животное нашли, и тридцати лет не прошло, — добродушно усмехнулся генерал. — Расскажи ему, Тувига, — попросил он. Старый индеец вздохнул. Поначалу неохотно, но постепенно все больше увлекаясь, он рассказал, что в его племени есть человек по имени Кавима, нелюдимый и одинокий. В молодости он много путешествовал по Чако, но став старше, осел в поселке, которым правил Шиди, и возделывал небольшое поле. Ни друзей, ни семьи он не завел и никогда не смотрел в глаза. Люди считали, что на душе у него лежит тяжелый грех. Большую часть свободного от работы времени Кавима проводил, либо сидя на пороге своей хижины и будто бы грезя наяву, либо охотясь в одиночестве на мелкого зверя. Однажды во время охоты Кавима случайно выпил плохой воды и жестоко заболел. Потеряв разум от охватившей его лихорадки, он пытался вернуться домой, но вместо этого уходил все глубже в сельву. В конце концов, он оказался на территории, принадлежащей лесным индейцам — примитивным племенам, которые встречали стрелами любого забредшего к ним чужака. Гуарани боялись и ненавидели их — сельва была дикарям родным домом; они были неуловимы, невидимы, не знали пощады и милосердия, и, по слухам, ели человечину. Постоянного жилья у них не было. Племя кочевало по джунглям вслед за зверем и созревающими плодами, избегая страшных болот, в которых жили серые демоны. Говорили, что они лишают человека разума, а потом съедают. Однако Кавиму по какой-то причине не тронули. Напротив — дикари забрали его с собой и лечили отваром лианы, от которой душа Кавимы отправлялась в мир мертвых, тело же, наоборот, возрождалось. Постепенно он набирался сил и уже мог худо-бедно объясниться на языке лесных индейцев, когда однажды ночью проснулся от воплей ужаса и тяжелых шагов огромного зверя. Громко трещали, ломаясь под ударами исполинских лап, ветви деревьев. В свете луны Кавима смог разглядеть гигантское животное, ростом как четыре человека, вставших друг другу на плечи. Оно стояло на задних ногах, опираясь на хвост. На глазах у Кавимы оно сломало огромную ветвь дерева и вонзило в нее зубы. Его маленькие глаза светились алым, и когти были острее, чем у ягуара. Его вид наполнил сердце Кавимы страхом, и он побежал вместе со всеми. Позже лесные индейцы рассказали Кавиме, что это бродит в тоске древний бог Чиморте, лишенный разума. Он является людям в облике гигантского животного — его тело, разделенное с душой, живет в сельве, как дикий зверь. Иногда он приходит во сне к спящим женщинам и очаровывает их. Тех, кто поддастся, изгоняют на болота, где в огромном доме, полном волшебных вещей, заперта его душа. Оттуда никто не возвращался, и ушедших женщин оплакивают, как мертвых. Кавима и раньше во время своих путешествий слышал эту легенду, но телесное воплощение бога увидел впервые. |
