|
– Юра, – сказала я, – помню один фотопортрет вашей работы: того грузинского актера, что играл в сериале по роману «Дата Туташхия». У него еще такое, виртуозное для языка имя – Отар Мегвинатухуцеси… Отличный портрет: он стоит, небрежно опершись на невысокую коринфскую колонну – в ослепительно белой сорочке, во фраке, в бабочке, в цилиндре и… босой! И такие у него синие-синие глаза… Юрий покивал: – Да, да… А вы знаете, что он снялся в фильме по Библии? – О! Кого играл? Христа? – Да нет, просто они на «Грузия-фильм» сняли ленту по мотивам библейских сюжетов, но все – на грузинский лад. – Что это значит? – удивилась я. – Да просто: если в Библии говорится о пастухе, то в кадре мы видим грузинского пасту-ха, а вокруг по грузинским холмам гуляют грузинские овечки. Если речь идет о дровосеке, то на экране – идет грузинский дровосек, несет на плече вязанку грузинских дров. Если притча о сы-роваре – в кадре мы видим грузина в сванетке, перед которым на доске разложены грузинские сыры… – Юра, минутку… – уточнила я. – Но распинают-то, все-таки, евреи? Рост запнулся на мгновение, и быстро проговорил: – Грузнские евреи! И мы с Шендеровичем одновременно расхохотались. Я поняла, что родилась байка, и с тех пор везде ее рассказываю. И, между прочим, еще одна трогательная история о Библии на грузинский лад. Моя подруга родилась в Тбилиси и провела там все детство. Родители наняли для девочки няньку, старую красивую грузинскую женщину из какого-то села. И вот, каждый вечер, уклады-вая свою трехлетнюю подопечную спать, няня рассказывала ей сказку. В комнате стояла пол-нейшая тишина, только из-за двери ровно и глухо-торжественно звучал голос старой грузинки. Однажды отец девочки, заинтригованный такой необычной кротостью своей непоседливой дочки, подкрался к дверям – послушать, что ж это за сказки такие. И услышал: – И та-агда Иисус Христос ударил посохом, рассек воды Черного моря, чтобы грузины пра-ашли по дну и вышли на берег прекрасной Грузии! – ГДЕ-ТО ВЫ ГОВОРИЛИ, ЧТО ПИСАТЕЛЬ – ЭТО ПЛЮШКИН, КОТОРЫЙ ПОДБИРА-ЕТ ВСЕ, ЧТО ПЛОХО ЛЕЖИТ. – Подбирает, улавливает, подглядывает, унюхивает, крадет у коллег… и делает все своим. Все мое: к чему наклонилась, что подобрала, что увидела, за чем потянулась, – все мое, если это художественно переработано, пропущено через все фильтры литературного дарования, самые мощнейшие фильтры, и воплощено в художественную реальность… Писатель – уникальный архивариус, страж времени, странный персонаж, – в его котомке фасоны одежды, марки машин, блеск жестяной крыши сарая, смятая салфетка с мимолетным адресом, едва подсохшая слеза на скуле хохочущей девушки, лепнина балтийских облаков… И когда из всего этого барахлишка вдруг оживет и зашевелится кусочек времени, отрезок эпохи… вот уж ликование, вот радость! – А МОЖНО ПРИМЕР? – Ну-у… скажем, однажды я невольно подслушала разговор мужчины и женщины за со-седним столиком в кофейне. Разговор велся на повышенных тонах – обоим было все труднее себя сдерживать. Из реплик постепенно выяснялось, что это – супруги, прожившие двадцать семь лет. И вот теперь муж уходит к другой женщине, даже не моложе, не красивее… просто – к другой. И его жена, из последних сил пытаясь оставаться в рамках «публичного приличия», все пыталась выяснить: чем взяла соперница. – Ну что, – спрашивала она в пятый раз с горечью, – что тебя в ней привлекло? – Она сделала из меня человека! – наконец, в сердцах выпалил муж. – Что это значит? – с оторопевшим лицом спросила жена. |
