Всего-то навсего девчонка наигралась и отшвырнула мишку, но это могло стоить жизни моему врагу: чуть вправо – и он разбил бы голову о дерево, чуть влево – и попал бы на мостовую под колеса.
Сало не двигался. Я кинулся к нему, но в это время клоун пришел из магазина голодный и решил сварить суп. Руки мои задергались, что-то нарезая или, может быть, моя посуду. Я вцепился в прутья ограды и был отшлепан за непослушание. А Сало зашевелился и сел. По исцарапанному о ледяную корку лицу врага растекалась блаженная улыбка.
– Отпустила? – спросил я, дергаясь под шлепками.
– Ага.
Девчонка лупила меня так, что екало в животе, но я не разжимал рук. Надо вытерпеть. Когда сопротивляешься, куколка хуже гнется. Может, девчонке надоест неподатливый клоун и она возьмет другую игрушку… Нет, эта поганка начала меня пеленать! Я упал в сугроб рядом с Салом. Ничего, в конце концов она оставит куколку в покое, и я смогу нормально двигаться.
– Что делать будем? – спросил Сало. – Твои дадут хотя бы сотню баксов?
– Смеешься?! Ты же знаешь бабку, она опять в ментовку попрется. Может, газеты разносить?
– За неделю по сто баксов не заработаем.
Я перестал дергаться и сел. Кружилась голова – кажется, девчонка меня укачивала.
– Можно спереть алюминиевый провод и сдать во вторсырье, – выдвинул идею Сало.
– Так он же под током!
– Ну и что. Минута риска – потом автомат все отключает.
– За минуту из нас шашлык будет.
Сало молчал, упрямо нагнув голову. Стать шашлыком ему казалось лучше, чем попасться в лапы Марику.
– Этот костюм не стоит двести баксов. Марик его при мне покупал в секонд-хенде, – с непонятной значительностью сообщил он.
Я пожал плечами:
– А нам-то что? Будем у него чек требовать? Нет, назначил двести, значит, придется отдать двести.
– Ты не понимаешь. Марик назначил двести, потому что мы не можем столько заплатить. Если заплатим, он скажет: «Гоните еще двести, на счетчик набежало». Ему нужны не деньги, ему нужны должники.
– Зачем?
– Чтоб мы наркотой торговали. Ты думаешь, в ментовке не знают, кто такой Марик? Или учителя не знают? Все знают и ничего не могут сделать, потому что Марик сам не торгует, а разведет лохов, как мы с тобой, и говорит: «Отрабатывайте долг, пацаны, ищите мне клиентов». В том году Тимофея выгнали из одиннадцатого класса за наркоту, не дали три месяца доучиться. А Тимофей работал на Марика.
Я зажмурился. Голова продолжала кружиться, казалось, что я лечу в бездонную пропасть. Лучше бы Сало меня мучил, как раньше.
– Не знаешь, когда у них физкультура? – спросил я.
– А что?
– Нужен кусочек стельки из ботинка Марика. А можно и волос.
Сало серьезно поглядел на меня и кивнул: «Сделаю».
Все из-за нее, все! Нинка-то что, организм бессознательный. А кто запустил этот организм в мою комнату, кто ему куколок дал?
– Голова заболела, – с вызовом сказал я.
– Ты много работаешь! Надо померить давление, – забеспокоилась бабка. Учебу она считает работой не хуже других.
– Не надо ничего мерить. Дай поесть, а потом я гулять пойду, – отрезал я и заперся у себя.
Мишка валялся под кроватью. Я достал его и усадил к другим игрушкам, действуя осторожно, чтобы Сало ничего не почувствовал. Хорошо бы он еще сегодня достал стельку или волос… На каком трамвае надо ехать к Семенычу? В Старый Город идут одиннадцатый и третий, придется оба проверить, а то я не заметил номер маршрута… Опять кожу щекотали невидимые лапки. |