Дрюнька сновал по лейтенанту, как муха по колонне Большого театра, выковыривая звездочки из погон.
– А вот полицейский тебя заберет! – пригрозила я.
– Фиг-два полицейский! Лейтенант инженерных войск! – ответило развитое дитя и сунуло в нос Пороховницыну клеточку со свином: – Морской!
– Военно-морской, – веско уточнил Пороховницын. – Узнаю по выправке: настоящий боевой пловец!
– Боевой?! – загорелся Дрюня.
– А то какой? Не тыловой же!
Дрюня согласился, что его свин просто не может быть тыловым. С такой выправкой…
– Боевой морской свиненок несет до двух магнитных мин общей мощностью в сто граммов тротила, – сообщил Пороховницын.
Я предупредила:
– Полегче! Ребенку пять лет и десять месяцев. Хотите, чтобы завтра эти мины были в доме?
Пороховницын и папа улыбались. Что делать, папа поздно приходит с работы и видит сына только по выходным. Он даже не подозревает, какое чудовище растет в нашем доме.
Махнув на них рукой, я стала обжираться. Картошка рассыпалась, нежнейший листовой салат пах весной, окорок таял на языке. У моей физиономии есть одно железное преимущество: с ней не приходится думать о лишнем весе. Испортить меня уже невозможно, потому что дальше некуда.
Дрюнька, наконец, слез с лейтенанта и тоже накинулся на еду. Говорят, есть дети, которых нужно уговаривать: «Ложечку за маму, ложечку за папу…» Не знаю, не видела.
– А грибы-то! – спохватился Пороховницын и снял крышку с кадочки. – Грузди. Не с полигона, конечно. Сам собирал, сам солил по бабушкиному рецепту. Александр Григорьевич покойный очень уважал мои груздочки. Секрет в том, чтобы не варить, а вымачивать. Тогда груздь получается с хрустом, как огурчик.
Рассказывая, Пороховницын полез в рассол большой деревянной ложкой. Мне сразу показалось, что груздочки мелковато нарезаны, но того, что случится, я и представить себе не могла.
Лейтенант зачерпнул и вывалил полную ложку на блюдо. Груздочки были размером с некрупную фасоль. Первым к блюду сунулся Дрюнька, занес вилку и замер с разинутым ртом. Папа, который нацелился отведать груздочков ложкой, чтобы не натыкать по одному, стал краснеть.
Мы с Пороховницыным еще не поняли, в чем дело. Лейтенант смотрел то на папу, то на Дрюню, и уголки его рта обиженно ползли вниз. А я ничего особенного не видела, хотя уже сообразила, что с грибами что-то не так. По правде говоря, мне пора носить очки, но даже самая тонкая оправа превращает меня в Сову из «Винни-Пуха». Я зачерпнула с блюда чайной ложечкой, поднесла к глазам…
В ложечку попали два груздочка. У каждого было по шесть аккуратно поджатых к брюшку лапок и по паре намокших усиков.
– ЭТО ЧТО? – выдавил папа.
Тогда, наконец, Пороховницын взглянул на блюдо.
– Тараканы, – промямлил он убитым голосом.
Дрюня икнул и начал зеленеть. Зная, чем это кончится, я бросилась к нему вокруг стола, но не успела. Ребенок стал фонтанировать, как резвящийся кит. За секунды аппетитный стол превратился в помойную яму. Отец и Пороховницын, вскочив, стояли друг против друга. Они багровели и пучили глаза, как вареные раки.
– Шутка? – выдавил папа. Мне показалось, что сейчас он ударит лейтенанта.
Пороховницын обреченно махнул рукой, мол, бейте меня, топчите ногами, все равно жизнь пропала.
– Там хоть грибы есть? – зачем-то спросил папа, как будто еще не расстался с надеждой поесть груздочков.
Поболтав ложкой в кадочке, Пороховницын зачерпнул со дна.
– Есть.
– Может, солдаты твои подгадили?
– Исключено. |