Последние метры были самыми трудными. Чем ближе к опушке леса, тем гуще сквозь гниль поваленных деревьев прорастали молодые. Мы штурмовали завал по-обезьяньи, с ветки на ветку. Уже виднелась вышка с крошечной фигуркой часового. Рядом пускала зайчики двурогая стереотруба. Часовой, свесившись через перила, смотрел на что-то у подножия вышки, и слава богу. А то как глянет в свою трубу, а тут на веточке я с зеленой рожей, вся в болотной грязи. Еще, чего доброго, примут за шпиона и объявят тревогу. Попадаться на глаза военным уже не хотелось. Теперь мы сами не заблудимся: дойдем до колючей проволоки, а там знакомая тропинка выведет к дому.

Мы финишировали, как десантники, спрыгнув с трехметровой высоты: я на землю, Дрюня мне на руки. Ограда полигона оказалась ближе, чем я думала, буквально в десяти шагах. Глаз различал отдельные колючки на проволоке.

И все бы хорошо, но моя невезучесть вырыла на пути широченный ров с отвесными стенками и заполнила его зеленой цветущей водой.

– Противотанковый, – авторитетно сказал Дрюня. Он совсем не расстроился.

Часовой на вышке вспомнил про службу и нагнулся к окулярам стереотрубы. Только этого не хватало! Я оттащила Дрюню в кусты.

– Правильно, лучше не светиться, – одобрил брат. – А то поймают раньше времени.

Ну, я и взвилась! Сама не знала, что могу так орать:

– Раньше КАКОГО времени?! Что еще ты задумал, чудовище?! Сколько можно меня мучить?!

Дрюня ответил ясным детским взглядом, означавшим: «Еще вопрос, кто кого мучает. Но я молчу. Издевайся! Пожалуйста! Будет и на моей улице праздник!»

– Динамитная броня, – просветил меня Дрюня. – В этих ящиках взрывчатка. Наташ, давай наковыряем себе немножечко! В хозяйстве взрывчатка всегда пригодится.

– В нашем не пригодится. Зачем нам взрывчатка, когда есть ты! – сказала я и потянула Дрюню дальше.

– Не понял! – басом взревел хозяйственный брат, повисая у меня на руке. – Ну, хоть посмотреть поближе!

– Ты наказан.

– За что?!

– За свиноубийство и сестроразукрашивание. Будешь сидеть взаперти, пока твои художества не сойдут у меня с лица. По-моему, справедливо, мне ведь тоже придется никуда не выходить.

– А за сестроспасение? – ангельским голоском напомнил этот подлиза.

– Мороженое. Я от своих слов не отказываюсь.

– Десять мороженов! – напомнил Дрюня.

Я сказала: «Само собой», он перестал на мне виснуть, но все время оглядывался на танк. Чувствовалось, что созревает план следующего побега.

– Поотделенно, в две колонны… – заговорил голос из репродуктора. – Правое плечо вперед… В столовую… Арш!

Я думала, что пора обедать, а у меня ничего не приготовлено. И папа скоро вернется. Успеть бы постирать. У дяди Саши на кухне отличная машина, «Бош», успею…

– Наташа! – Дрюнька вдруг попятился.

– Что еще, – вздохнула я, – пулемет для домашнего хозяйства?

Закусив губу, брат глядел перед собой. Некоторые вещи он замечает раньше меня, потому что смотрит снизу. Я наклонилась и увидела…

В двух шагах от нас под кустом лежала кабаниха. Ее открытые глаза помутнели, как исцарапанная пластмасса. Из ноздрей вяло текла кровь. Лужа набежала огромная, как будто на землю опрокинули ведро с краской.

По розовой отметине на пятачке я узнала свою преследовательницу.

– Дохлая. – Я взяла брата за руку. – Пойдем, нам уже недалеко.

Дрюня упирался:

– А почему дохлая? Ее волк загрыз?

– Нет, волков же постреляли, Пороховницын говорил.