– Тяжелая? Да в ней самое большое – полкило. Что я, раций у гаишников не видела?!

– У гаишников свои рации, в армии свои… – Гриша стал вылущивать патроны из магазина и рядком выкладывать на броне. – Гаишника враг не пытается подслушать, сигнал ему не давит средствами радиоэлектронной борьбы… В общем, армейские рации сложнее. И тяжелее, понятно.

– Ну не в десять же раз! – я здорово разозлилась на этого тормоза, который оставил всех без связи.

– Тяжелее-то? Не, – подтвердил тормоз, вытряхивая из магазина болотную жижу. – Если считать гаишную за полкило, то в тридцать примерно.

В своей неторопливой манере он выжал бурую воду из носового платка, протер им патрон и вставил в магазин.

– Ровно в двадцать девять, – уточнил Гриша, вталкивая пятый или шестой патрон. – Четырнадцать с половиной кило весила моя ранцевая широкодиапазонная радиостанция РБ-159 третьей серии.

Ее надо было списать еще двадцать лет назад, – добавил, зарядив полмагазина.

– А что ж не списали?

– Откуда мне знать? Может, чтобы мне служба медом не казалась… Или новые берегут. – Гриша зарядил весь магазин и взялся за следующий. – Теперь уж точно спишут, а мне дадут новую. В роте есть новые рации…

Я подумала, что Гриша бросил четырнадцать с половиной кило радиодеталей, зато тащил сорок три кило меня. Ведь ничего я тогда не соображала, так бы и валялась, пока тараканище не съест. А в том, что мы сидим без связи, больше всех виновата я. Мой-то смартфон весит не четырнадцать кило. Если бы не оставила дома, то мы уже дозвонились бы до дежурного в военном городке и ждали подмоги…

– В крайнем случае отсидимся, – я похлопала по броне танка.

– А ты внутрь смотрела?

Я подошла к башне и заглянула в дыру от пушки. Свет из сорванных люков падал на рычаги с оборванными тросами, голые железные сиденья, похожие на орудия пыток, и болты от каких-то снятых приспособлений. В корме на месте мотора зиял большой прямоугольный проем.

– Отсидимся. Он сюда не пролезет, – решила я.

– Не туда смотришь. Заметь: башни держатся одним своим весом. Они же крутиться должны, намертво не приваришь.

Я не поняла:

– Ну и что?

– А прикинь, какая у него сила. Это ж насекомое! Сковырнет и нас достанет… И откуда он только взялся? – вздохнул Гриша.

– Химия! – Ответ вылетел без задержки, будто нашептал кто-то… Кто-кто… Секретоноситель!

– Знаешь или догадываешься?

– Предполагаю.

– Химии в здешней земле полно, – согласился Гриша, вгоняя в автомат железяку с пружиной. – Страх как деревья корежит. Другой раз посмотришь, березка тоненькая, а на ней кап с арбуз, да не один!

– Что на ней?

– Кап. Нарост с крученой древесиной, из него еще шкатулки делают. Говорят, это березовый рак… Только та химия, что в снарядах с боевыми газами, росту не способствует.

– Это как посмотреть, – не сдавался мой секретоноситель. – Береза чахнет, а рак растет!

– Тогда и этот должен быть раковый, – Гриша кивнул в сторону почти бесплатной боевой машины.

Сидя на броне, мы видели только два уса над кустами – целый и обломанный. Усы шевелились. Я подумала, что тараканище может нас слышать, и передернулась.

– Да уж не обычный! – поставил точку в споре секретоноситель.

Тараканище стал приподниматься. Над кустами лаково блеснула спина.