Изменить размер шрифта - +
Тяжелый и влажный ночной воздух замер над крышами домов, словно прижатый темными тучами.

 – Может быть, с точки зрения абстрактной морали ваши вопросы уместны,– – возвращается к разговору мой гость.– – Но в нашем ремесле их нельзя принимать всерьез, а если они адресуются мне, то это просто несправедливо. Ведь в самом начале беседы вам было сообщено, что я предложил оставить вас в покое. Я знаю не хуже вас, что не каждый человек способен стать предателем, так же как не каждому дано стать героем. Однако то, что мы с вами знаем, не имеет никакого значения, потому что решать не нам. И поскольку все решено без нас, я предлагаю вам единственный путь спасения, какой у меня есть. Забудьте, если желаете и если можете, весь этот разговор и вернитесь мысленно к тому, о чем мы с вами говорили во время нашей предыдущей встречи: все мои предложения и материального, и морального порядка остаются в силе. Скажите наконец это ваше «да», и вы тотчас получите обещанное. Никто из моих шефов не узнает, что вы на это пошли только под жестоким давлением; будете давать советы, выражать свое мнение по каким-то материалам, и никто не станет требовать от вас больше. А материалов у вас будет сколько угодно, будут и совершенно секретные, потому что я теперь знаю, что вы идете к нам не потому, что так велит инструкция из Центра, а на свой страх и риск.

 Вот он наконец, освежительный душ обещаний, после стольких угроз. Обыкновенный вариант весьма обыкновенной программы. И если меня все же что-то удивляет, то не чередование угроз и соблазнов, а интонация искреннего участия в излияниях Сеймура. Этот человек либо очень ретивый работник, либо большой артист, а может, он и в самом деле озабочен моей судьбой. Не исключено, однако, что все это понемногу способствовало его оживлению.

 – Значит, вы опять готовы обещать мне и деньги, и все прочее?

 – Не то что обещать, а тут же вручить вам их, сегодня же.

 «Ни в коем случае не отказывайтесь!» – звучит где-то вдали голос Грейс.

 «Не суйся не в свое дело»,– – мысленно отвечаю я своей невидимой советчице, а вслух произношу:

 – Что особенного, если мои друзья заплюют меня после этого, верно?

 – Никто вас не заплюет,– – возражает Сеймур.– – Вас занесут в списки героев. В крайнем случае вы не перейдете на сторону противника, а будете ликвидированы.

 – Очень великодушно с вашей стороны.

 – Ну конечно. Мы только сделаем вид, что ликвидировали вас: дадим в газетах сообщение о том, что, мол, найден труп с такими-то приметами и с документами на ваше имя. А вы тем временем, живой и здоровый, уже будете далеко отсюда.

 – Слишком тесен в наши дни мир, чтобы человек мог бесследно скрыться.

 – Тесен он только для политиков, которые лишь тем и занимаются, что перекраивают его карту, да и знают они его только по карте. Но для человека дела вроде вас он достаточно широк, чтобы исчезнуть где-нибудь по ту сторону океана и начать новую жизнь под другим именем.

 Гость смотрит на часы и замолкает, надеясь, видимо, услышать мое «да».

 – Как будто пошел дождь,– – говорю я.

 По железной кровле действительно постукивают крупные тяжелые капли.

 – Пусть идет!– – пожимает плечами Сеймур.– – В классических драмах при подобных ситуациях не дождик идет, а гром гремит, разражается буря.

 В темном прямоугольнике окна при свете лампы сверкают струйки дождя. Они сгущаются, и вот уже полил настоящий ливень, но в мансарде по-прежнему душно.

 – Ну, что вы скажете?– – поторапливает меня собеседник.

 – Я уже сказал, Уильям.

 Он смотрит на меня настороженно, словно не верит своим ушам.

Быстрый переход