– Опять тысячи, опять доллары,– – с досадой вздыхает Дороти. И обращается ко мне: – Пойдемте лучше потанцуем.

 То ли оттого, что сегодня понедельник, или потому, что это довольно дорогое заведение, людей за столиками не так много, танцующих пар – тоже, так что такому посредственному танцору, как я, есть где маневрировать. В сущности, это моя дама маневрирует, а я лишь подчиняюсь ей да ритму танца. Тактика не столь уж плоха для иных дебютантов: вместо того чтобы шарахаться в сторону и тем самым вызывать подозрение, порой лучше прикинуться наивным простачком и временно поплыть по течению, чтобы иметь возможность сориентироваться в обстановке, точно определить особенность танца и понять, зачем понадобилось тебя в него вовлекать.

 Дороти плотно прижалась ко мне и смотрит мне в лицо своими большими глазами, не боясь, что я прочту в них ее тайные мысли.

 – Михаил… Это звучит совсем как Майкл…

 – Потому что это одно и тоже имя.

 – Правда? Ах, сколько воспоминаний вызывает у меня это имя!..

 – Надеюсь, я не напомнил вам о вашей первой любви?

 – Об одной из первых. Время бежит, и воспоминания множатся… Я ведь уже, можно сказать, пожилая женщина, Майкл!

 – Не клевещите на себя.

 – Вы поверите, через месяц мне исполнится тридцать?

 – Не может быть. Больше двадцати пяти вам не дашь.

 – Вы ужасный льстец, Майкл. Вечно бы слушала вас!

 Мимолетная тень, набежавшая на ее лицо, когда речь шла о неуловимом беге времени, сменилась мечтательным выражением, и большие глаза глядят на меня с подкупающей откровенностью опытной женщины. В этот миг я, может быть, впервые замечаю, что у нее красивые глаза, темные, кажущиеся глубокими, что она и сама все еще хороша. Возможно, именно сейчас она находится в расцвете своей красоты, хотя женщины обычно сами омрачают этот период, угнетая себя мыслями о роковой неизбежности грядущего.

 Мой слух не без удовольствия улавливает окончание мелодии. Однако дама в лиловом, разгадав мои дезертирские поползновения, ловит меня за руку своей бархатной белой ручкой и держит до тех пор, пока оркестр не начинает играть твист.

 – Твист я танцевать не умею.

 – Ерунда. Танцуйте, как сумеете. Я с вами по-настоящему отдыхаю, Майкл!

 – А по-моему, отдыхать в удобном кресле куда приятнее.

 – Да, но при условии, что рядом с тобой не торчит почтенный мистер Хиггинс.

 Так что, когда другие танцующие кривляются попарно друг перед другом, мы с Дороти продолжаем кружить, прижавшись друг к другу, и женщина в лиловом с такой страстью глядит на меня своими глубокими темными глазами, что я из боязни утонуть в них невольно отвожу свои на голых красавиц, изображенных фосфоресцирующими красками на стенах зала.

 – Обожаю путешествия… – произносит Дороти приятным мелодичным голосом.– – Попасть в незнакомые места и покинуть их, пока они тебе не наскучили…

 – Поэтому вы избрали журналистику?

 – Отчасти да. А вы любите путешествовать?

 – Очень.

 – И, вероятно, часто путешествуете?

 – Вовсе нет.

 – Недостаток средств?

 – Скорее времени.

 – Э, тогда это не страсть. Для удовлетворения своих страстей человек всегда находит время.

 Снова дав мне заглянуть в манящую бездну своих глаз, дама в лиловом спрашивает:

 – А чем вы увлекаетесь, что является вашей страстью, Майкл?

 – О какой страсти вы говорите?

 – О той единственной, испепеляющей.

 – Хм… – бормочу я.– – Одно время собирал марки… Но, должен признаться, это было довольно давно…

 – Вы и в самом деле ужасный лжец,– – хмурит брови Дороти.