Человечество всегда истребляло себя во имя прекрасной жизни, высоких идеалов. И вообще беды человечества состоят главным образом в том, что о нем всегда пеклось множество самозваных благодетелей вашего образца. Если бы каждый заботился о себе, вместо того чтобы пытаться спасать других, в этом абсурдном мире было бы несколько спокойней.
– По-вашему, выходит, дела пойдут наилучшим образом лишь при условии, если ими никто не станет заниматься.
– Да, если иметь в виду именно эти дела. Перестаньте учить людей, как им жить, перестаньте помогать им устраивать свою жизнь, не спрашивая, нуждаются ли они в вашей помощи.
– Я не пытаюсь кого-либо учить.
– Я говорю не о вас лично, а о ваших мыслителях. Что же касается конкретно нас с вами, правило может быть выражено по-иному: мы не должны позволять другим вмешиваться в нашу жизнь, навязывать нам принципы, в выработке которых мы не участвовали.
– Ваша выработка началась несколько неожиданно и довольно энергично,– – замечаю я, сдерживая усмешку.
– Именно это должно вас убедить, что никакой тут обработки нет. Как вы могли понять, я человек на редкость нетактичный,– – едва заметно усмехается Сеймур.
– Вы под нетактичностью подразумеваете искренность?
– В обществе, к которому я имею несчастье принадлежать, эти два понятия совершенно равнозначны.
– Но вы же вообще недовольны, что принадлежите к человеческому обществу, с трудом несете свой крест в этой жизни.
– Лучше скажите «со скучным видом». Это будет верней,– – уточняет Сеймур, выплевывая на пол очередной окурок.
Он озирается, допивает воду от растаявшего льда и смотрит на меня прищуренными глазами:
– И все же эта скука ничто по сравнению с той, Большой скукой.
– Не понимаю, что именно вы имеете в виду?– – спрашиваю я, также приканчивая ледяную водичку.
– А то, что наступает, когда зароют в могилу.
– Для размышлений над этим у нас будет предостаточно времени, когда нас зароют.
Сеймур снова озирается и сообщает доверительно:
– Мне кажется, что за вами следят… Если, конечно, не за мной…
То, что за мною следят, мне и без него хорошо известно. Я заметил человека, как только поднял первый бокал виски, в традиционных пятидесяти метрах, околачивающегося между киоском, где торгуют порнографическими журналами, и входом в кино.
– Чего ради за нами станут следить?– – бросаю с легким недоумением.
– Просто так: обыкновенная шпиономания,– – пожимает плечами мой собеседник. И, сощурив серые глаза, добавляет: – Может, опасаются, что мы с вами заключим тайное соглашение, а?
И он хохочет. Громко и хрипло, как человек, не привыкший к такому занятию.
Страх, что этот мизантроп пригласит меня вместе с ним пообедать, не оправдался. Быть может, «страх» в этом случае не в меру сильное слово, но в данный момент ни отвечать отказом на приглашение Сеймура, ни пропускать свидания с дамой мне не хочется. С дамой в розовом.
– Куда прикажете вас отвезти?– – спрашивает мой спутник после того, как мы садимся в «плимут».
– В отель «Англетер», если вас это не затруднит.
– Ах, вы тоже в «Англетере»!– – удивленно констатирует Сеймур.– – Только подсказывайте мне дорогу.
Едем молча, если не считать моих подсказок, как ехать. Водитель поглощен своими мыслями или ритмом движения. Подозреваю, что этот человек не из говорливых, хотя в моем присутствии он почти не умолкает.
– Не ожидал, что у этого отеля такой ослепительно белый фасад,– – заметил Сеймур в момент остановки. |