Как и на предыдущей фотографии, на этой тоже был престранный старик. Вокруг его блестящей лысины свисали сосульки седых волос, что делало его похожим на кальмара, а жиденькая бороденка и куцые усики дополняли образ. Дедуля напялил на себя темно синий костюм морячки, плиссированную короткую юбку и рубаху, большой воротник которой называют гюйсом, выпустил поверх дутой куртки стального цвета. На ноги он натянул белые гольфы поверх черных колготок и такого же цвета массивные мужские ботинки.

– Да уж, – протяжно произнес Михаил, рассматривая старика, – по моему, местным пенсионерам нечем заниматься, – заметил он.

– Если бы было чем, они бы не просиживали часами в караоке и у игровых аппаратов, – хмыкнул фотограф, – у нас в стране тоже всяких чудиков хватает, но такого количества странных персонажей, как здесь, я не встречал нигде.

– Я даже представить не могу, чтобы в России какой нибудь дедок так принарядился, а если бы такой смельчак нашелся, думаю, вряд ли он доехал бы до дома. Его бы прямо из метро замели в психушку, – усмехнулся художник. Русским сложно понять подобное проявление индивидуальности, у нас менталитет другой. В нашей стране ты должен быть, как все, а если не дай бог не такой, тогда ты изгой.

– Лично мне абсолютно по барабану, как человек выражает себя, – вздернул плечами сосед, – он имеет право быть тем, кем хочет и носить то, что ему нравится. Но, к сожалению, и в Америке есть люди, которые нетерпимо относятся к не таким, как они.

– Раз японцы смело ходят по улицам в подобных нарядах и не боятся осуждения и отчуждения в социуме, это говорит о том, что они по настоящему свободные люди. А свобода для человека превыше всего. Жизнь – она одна, и каждый должен прожить ее так, как хочет, а не так, как ему навязывает общество. И эти старые самураи служат тому подтверждением. Захотелось деду надеть костюм морячки и кто ему запретит? – парень снова посмотрел на Тони и продолжил: – никто. И плевать он хотел на всех с самой высокой точки богини счастья и благополучия.

– Э, брат, да ты еще и философ, – с улыбкой воскликнул американец, – хотя разве может художник не быть философом? – спросил он и тут же ответил: – вряд ли творчество возможно без философского осмысления. Я прав? – он по дружески толкнул Михаила в плечо.

– Сто процентов, – подтвердил тот.

– Тогда поднимай свой зад и пошли подкрепимся, – Тони встал вместе с макбуком и положил его на свою кровать, – потом досмотрим фотки, а то я голодный, как стая диких кайотов.

– Такая же фигня, – согласно кивнул Михаил и сунул блокнот с карандашом под подушку, – а что разве кайоты бывают не дикими? – спросил он.

– Не бывают, – мотнул головой сосед, – но иногда американцы пытаются обмануть природу, надеясь приручить их. Берут на воспитание щенков, которые остались без родителей. Правда, не во всех штатах разрешено их держать, в некоторых за это могут оштрафовать или даже арестовать. Говорят, звери неплохо уживаются с людьми, вот только когда начинают взрослеть, становятся агрессивными и могут представлять опасность не только для домашних животных, но и для человека, – цыкнул языком Тони, – кайот это тот же волк, только размером чуть поменьше. Так что если вдруг решишь его завести, лучше откажись от этой идеи, – хохотнул приятель, – ты же сам говоришь: «Зверь, он и в Африке зверь».

– Спасибо за совет, Тони, – усмехнулся Майкл и направился в ванную, шлепая босыми ногами, – а то я уже хотел отправляться за зверушкой. Десять минут, и поедем обедать, – сказал он и закрыл за собой дверь.

Спустя время, он вернулся из ванны с полотенцем на бедрах и еще одним полотенцем вытирал волосы. Тони сидел за обеденным столом, в той части комнаты, которая служила молодым людям кухней.