Прескотт зарылся носом в ее волосы и вздохнул:

– О, чего бы я только ради этого не сделал…

В обычный день Кэтрин отпрянула бы от него после таких слов, но сегодня она только крепче его обняла.

– Что за день, что за день! – запричитала миссис Нейгел, проскальзывая в комнату. Дородная седовласая экономка комкала в руках свой белый фартук, словно размышляя, чем еще можно помочь. Она ужасно переживала, когда с кем-то из ее воспитанников случалась беда, что подтверждалось и состоянием ее одежды, обычно безупречной. Ее серое платье было измято, как будто его топтали, а белоснежная шапочка съехала набок.

Миссис Нейгел оглядела комнату, и ее глаза заблестели от еле сдерживаемых слез:

– О, если бы директор Данн был с нами…

Со дня смерти директора эта комната пустовала, и поэтому сейчас она идеально подходила для того, чтобы разместить Прескотта. Дортуары не годились, а беднягу нужно было куда-то уложить.

Кэтрин подавила вздох, и в горле у нее запершило.

– Он всегда с нами, – проговорила она. – Всегда. Он следил за нами и сегодня, ведь иначе все могло быть куда хуже. Гораздо хуже.

– Ну, как ты себя чувствуешь, Прескотт? – доктор Уиннер, прищурившись, осмотрел своего пациента.

Прескотт пожал плечами:

– Со мной все более или менее в порядке. Но уж точно лучше, чем у Эви.

– Тебе необходимо отлежаться, – посоветовал доктор.

Прескотт подался вперед:

– Я думаю, мне стоит навестить Эви…

– И не помышляй об этом! – провозгласила миссис Нейгел. – Ее больше часа укладывали спать, и я не допущу, чтобы ты ее разбудил.

– Ложись, Прескотт, – настаивала Кэтрин, осторожно, но твердо заставляя его лечь. – Тебе тоже требуется отдых. Ты должен вылечиться.

Опустившись на подушки, Прескотт озадаченно подвигал забинтованными руками.

– Я с трудом представляю, как это получится.

– Делай что тебе сказано, Прескотт, – распорядилась миссис Нейгел. Шмыгнув носом, она вытащила полотняный носовой платок. – Какой ужасный день. Два ребенка пострадали…

– Я не ребенок… – попробовал возразить Прескотт.

– Для меня ты по-прежнему сопливый постреленок, который любил прятаться за моими юбками, – вздохнула экономка, и ее взор затуманился. – Одного не могу понять: почему этим утром в кухне не оказалось кухарки.

– Она не виновата, – грустно произнесла Кэтрин. – И никто не виноват. Откуда ей было знать, что там прячется Эви? Так почему она не могла выйти в огород за зеленью или овощами?

Миссис Нейгел продолжала терзать фартук.

– Эви должна была знать, что нельзя трогать пирожки. И самое главное – нельзя нарушать правила!

– Ну вот она и расплачивается за свои ошибки, – перебил доктор Уиннер. – И еще долго будет расплачиваться. Я лечил много разных недугов и знаю, что ожоги всегда очень болезненны.

Кэтрин заметила морщинку, появившуюся между густыми бровями Прескотта и гримаску на его лице. Бедняга, несомненно, испугался.

– Я так рада, что ты был в перчатках, – вздрогнув, тихо сказала она.

– Да, это большая удача, – согласился Уиннер. – У тебя не останется даже шрамов. Сначала пузыри будут сильно болеть, но через пару недель с тобой все будет в порядке.

– Вы дали ему чего-нибудь успокаивающее? – осведомилась миссис Нейгел, подойдя к противоположной стороне кровати и положив ладонь на лоб Прескотта.