– Это дело сродни физиономистике: некоторые из вас такого туману напустят, никакой дракон не разберет, что у них на уме.
– Ну и что же ты нам о нас скажешь?
– Дигэ – синяя, – сказал Сверчок. – Темносиняя, самого благородного оттенка. Я тогда ее и украл потому, что совершенно обалдел от этого тона. А ты – красный. Терпеть этот цвет не могу! Сколько нашего брата из‑за таких, как ты, полегло! Типичный герой.
– Бертран, стало быть, черный, а Санди?
– Ослепительно белый. В этом сиянии блекнут все прочие цвета.
– И что это значит?
– Санди – могущественный волшебник. Добрый. Не способный причинить зло никому, кроме Зла.
Повисла длительная пауза.
– А он об этом знает?
– Я ему не говорил.
– Но почему? – вмешалась Дигэ. – Это не по‑дружески.
– А не драконье это дело, – сварливо заявил Сверчок. – К тому же, вы что, Санди не знаете? Если он про это узнает – только вы его и видели. Он тут же отправится экспериментировать и растреплет энергию попусту. Ну и… сейчас мы с ним вроде как на равных, а тогда он уж точно станет господином.
– Понятно, – протянул Брик, – тебе, значит, льстит, что у тебя свой волшебник. А нам, простым смертным, куда деваться?.. Ну хорошо, а Сэсс?
– Не скажу, – твердо отрезал Сверчок. – Это моя тайна. И её.
Санди вприпрыжку догонял удаляющегося Бертрана. Тот оглянулся и подождал его.
– Хорошо, что ты пошел за мной, – сказал Мастер. – Я хотел предупредить тебя насчет дракона. Он играет с тобой в свои игры. А Брик уже попался.
– То есть?
– Кто слышал что‑нибудь доброе о рыцаре после того, как тот женится на принцессе? Увы, Брик потерян для подвигов и приключений и превращен в балласт. Впереди его ждет прозаическая семейная жизнь, и самое забавное, что его это вполне устраивает. Ну, а тебя… Белых всегда брали на власть. Сверчок, впрочем, скорее всего, делает это не со зла: просто проверяет действие законов сказки. Тебе лучше знать, каковы результаты его экспериментов и насколько далеко по этой дорожке он тебя завел.
– Я не сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться.
– Пока. А если бы у монахов достало смелости не только написать жалобу в столицу, а и противостоять тебе оружием? Что бы ты сделал, чтобы сломить их? Поднял бы всю округу в свирепый бунт? Исполнил бы свою угрозу «сжечь гадюшник»? Если бы деревенские сожгли‑таки тогда Сэсс, твой не разбирающий вины гнев не обрушился бы на них? И кем бы тогда ты стал? Если завтра войска будут штурмовать Гору, ты будешь заботиться о том, чтобы никто не пострадал?
– Но если я вижу, что кому‑то плохо, а я в силах помочь…
– Во все времена это было величайшим искушением для Белых. Малыш, быть Черным или быть Белым, значит – балансировать на тоненьком мостике могущества меж двумя пропастями: с одной стороны ты, как огонь бабочек, будешь привлекать против себя другое могущество – на это, как правило, нарываются Черные; с другой… могущество ведь есть не что иное, как еще одно наименование насилия. Если ты влипнешь в это дело, я знаю, как трудно тебе будет отмыться.
– Ты мог бы сказать мне и больше, да? – в голосе Санди зазвенели умоляющие нотки, каких он не мог себе позволить при друзьях. – Зачем ты мне всё это говоришь? Что тебе до меня?
Бертран, улыбаясь, покачал головой.
– Я хотел бы быть подальше, когда ты всё выяснишь. Пусть духи земли и неба помилуют того, кого ты назовешь своим врагом. И учти, твой дракон знает куда больше, чем даёт понять. |