|
Не думаю, что ему это удастся, я думаю, что в Пекине победит здравый смысл, наша дружеская рука всегда им протянута... Я читал вашу статью, Гейнц, по поводу водородной бомбы Дорнброка. Вы ищете сенсацию и хотите, чтобы она была взрывчатой, яркой, хлесткой. Я же зову вас к тщательному анализу допустимых возможностей, мой друг. Допустимая возможность – это важнее, чем очевидный факт. Простите за назидательность, но мы, старики, спасаемся от склеротического маразма, вещая истины. Не сердитесь на меня. Просто я вам рассказал сугубо схематично то, что меня тревожит сейчас, но в будущем может тревожить еще больше... И не одного меня. Вас тоже... – Слушайте, – сказал Кроне, зачарованно слушавший Исаева, – я спрашивал вас два раза: кто вы? – Я отвечу вам, – сказал Исаев. – Только сначала я задам вам несколько вопросов. Первый: вы социал демократ? Можете не говорить. Я знаю. Второй: почему вы ненавидите Дорнброка, Круппа и всех, кто с ними? – Потому, что Крупп и Дорнброк – это война и это Гитлер. – Кто сломал голову Гитлеру? – Русские. Исаев откинулся на спинку кресла и достал из кармана паспорт. – Вот, – сказал он. – Читайте. Там только не написано, что я профессор Института экономики в Москве и что мой аспирант – это тот самый Кочев, который «попросил политического убежища»... – Ничего не понимаю... Вы русский? Коммунист? – Конечно. Что, стало страшно? Кроне, Кроне, милый мой Кроне, когда же мы научимся видеть то, что нас объединяет, а не то, что разводит по разным углам ринга?! Словом, может понадобиться ваша помощь в получении улик. Согласны вы нам помочь? – «Нам»? Кого еще вы имеете в виду? – Прокурора Берга. Он ведет честную борьбу, и ему будет очень трудно, потому что он теперь один на один против банды... – Я готов помочь вам, профессор. – Спасибо... Когда вы сформируете кабинет из социал демократов, – улыбнулся Исаев, – можете написать обо всем этом деле. А теперь будем ждать новостей от Берга, он позвонит из Италии. Именно вам... мы с ним так уговорились... ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ Люс рассвирепел: в Европе знакомые говорили, что в Токио все понимают английский. «Японский там необязателен, – уверяли Люса. – Интеллигенция даже думает по английски... Не говоря уже о тех, кто работает в сфере „сабиса“ – так японцы переиначили на свой лад слово „сервис“. – Большой дом! – вдалбливал Люс шоферу такси. – Ваш небоскреб! Касумигасеки! Понимаете? Самый высокий дом в Токио! Рядом с парламентом! Огромный дом! Касумигасеки! Шофер кивал, улыбался, но не понимал по английски ни единого слова. А Люс не мог, просто не имел права опоздать, потому что сейчас решалось все, сейчас его ждет человек, который скажет правду... Без этой правды он не сможет продолжать борьбу... А токийский таксист не понимает ни единого слова... ...В том, что Япония не говорит по английски, Люс убедился вчера вечером, прилетев из Гонконга в Осаку. Там он едва не опоздал на встречу с журналистом Онумой, потому что ни шофер, ни прохожие не понимали его, когда он называл адрес. Слава богу, случайный прохожий – о чудо! – понял Люса и растолковал адрес шоферу, а Онума дождался его. – Я так и подумал, что вы без переводчика, – сказал тогда Онума. – Это обычное заблуждение. Считают, что если двадцать лет у нас стоят американцы, то мы обязательно должны усвоить их язык. Наоборот, то, что навязывают, отвращает. |
