|
Американцы старались навязать нам модерн во всем. Результат получился обратный: поэзия средневековья никогда не была так популярна в Японии, как сейчас. Причем книги раскупают не старики, а молодежь. Вам не кажется это симптоматичным? С моей точки зрения, это весьма симптоматично. – Подвиги, самураи и прекрасная женщина? – спросил Люс. Онума покачал головой. – Нет, – ответил он. – Я понимаю, отчего вы сразу так решили... Вы не правы. «В горах прошел ливень, и ветка вишни сделалась пепельной» – это образец той поэзии, которой увлечена молодежь. К одному и тому же можно идти разными путями, не так ли? Можно сразу поднимать культ самурая, а можно сначала привить вкус к поэзии эпохи расцвета самурайской империи. У вас в Европе перепрыгивают через ступеньки, у нас это не принято – смешно, особенно когда спотыкаешься, и больно, если упадешь. Сколько у вас времени? Очень спешите? – Я прилетел сюда специально, чтобы увидеться с вами. Мне сказали, что вы знаете, где я смогу найти Исии... – Простите! – удивился Онума. – Какую Исии? – Ну, девушку из группы Шинагавы... Фокусы, предсказания судьбы по линиям руки, немного стриптиза... – Странно... Я получил телеграмму от Чен Шена, он просил помочь вам с делом Дорнброка. – Правильно, – Люс начал раздражаться. – Она была девушкой Дорнброка, эта Исии. А Чен Шен сказал, что вы дружите с продюсером Шинагавой... – Шинагава сан действительно мой друг, но Исии я не знаю. – Чем же тогда вы сможете помочь мне с делом Дорнброка? – Если у вас есть время, – предложил Онума, – мы зайдем в один маленький симпатичный бар. Там собираются журналисты и актеры. Славные люди. А потом мы навестим дом, где я вас познакомлю с гейшами... У вас, европейцев, неверные представления о гейшах, и я всегда стараюсь вести контрпропаганду, – пояснил Онума. – Ну как? – С удовольствием, спасибо, – ответил Люс. – У меня совершенно свободный вечер. Я успею к завтрашнему утру добраться до Токио? – Экспресс идет через каждые двадцать минут. Скорость – двести пятьдесят километров, очень удобно... «Чем то он похож на Хоа», – подумал Люс и содрогнулся, вспомнив, как Хоа вызвал его на черную лестницу того морского бардака. После скандала в клубе «Олд Айлэнд» они все же поехали в тот дом, где жили моряки проститутки. Джейн отговаривала его, уверяла, что это опасно, что это может бросить тень на его репутацию. Но Люс был унижен тем, что позволил усадить себя в такси, а не схватился с тем длинным Ричмондом, и поэтому настоял, чтобы пойти в бордель. Когда они вошли в тот дом, их сразу же окружили страшные создания, не похожие на нормальных людей. Высокие, завитые, напудренные, хрипло смеющиеся, пьяные, плачущие, они повели хоровод вокруг европейцев, а Хоа стоял в стороне и смотрел на Люса без улыбки – впервые за все время их знакомства... Люс лишь на мгновение увидел этот его взгляд, а потом снова с отвращением повернулся к морякам... У моряков были страшные руки – громадные, натруженные; обгрызенные ногти, покрытые красным лаком; очень большие, неживые стеариновые груди. Люс заметил, что кожа на этих искусственных грудях (декольте на их платьях было глубоким) какого то мертвенного цвета – желтая, с отливом синевы. ...Ах Осака, Осака, сумасшедший город! Европа, Америка, Азия, Марс – все здесь смешалось, сплавилось воедино яростное сине желто красное ночное соцветие реклам, которые слепят, трижды отраженные в мокром асфальте, в стеклах витрин, в жирных капотах черных автомобилей. |
