..
– Гражданин? Я никогда не думал, что с гражданами можно обращаться таким образом, как обошлись со мной...
– Кто? Кто с вами обошелся таким образом?
– Бандиты, – ответил Дигон. – В тюремной камере... Следует ли мне понимать вас таким образом, что именно эта сусальная история – гарантия моего
освобождения?
– А вы уже освобождены. Произошла ошибка, господин Дигон, вы не имели никакого отношения к делу этого мерзавца в Париже... Ну а бандитов,
которые вас избили в камере, мы привлечем к суду по двум статьям: грабежи, с одной стороны, и нарушение тюремного режима – с другой.
– Если я освобожден, тогда позвольте мне незамедлительно уехать в Нью Йорк.
– Сначала давайте доведем до конца курс лечения, а потом вы поедете туда, куда вам заблагорассудится.
– Я могу долечиться там, где мое питание не будет регламентировано охранником.
– Господин Дигон, народ возмущен злодейством еврейской террористической организации, и мы обязаны отвечать за вашу безопасность – простите, но,
если кто нибудь из граждан рейха убьет вас выстрелом в висок, оживить вас мы уже не сможем. Нам бы хотелось, чтобы вы рассказали в печати о том,
что бредни, распространяемые врагами о нашей мнимой жестокости в тюрьмах, не имеют ничего общего с действительностью. Да, вы были арестованы,
причем случайно, да, вы сидели одну ночь в камере, и бандиты, арестованные за грабежи и насилия, учинили над вами зверскую расправу, но если бы
не помощь наших тюремных врачей, то вы бы сейчас покоились в земле, господин Дигон. Вам бы следовало рассказать о том, что наша юриспруденция не
карает невинных, хотя от случая в нашей жизни никто не гарантирован – по моему, об этом есть даже в талмуде...
– В таком случае я повторяю мой вопрос, господин офицер... Не имею чести знать вашего имени...
– Эйхман... Моя фамилия Эйхман.
– Следовательно, господин Эйхман, после такого рода заявления я смогу покинуть рейх?
– Бесспорно. Вы покинете рейх, если желаете этого, но не сразу после такого заявления... Вам еще предстоит решить ваши финансовые дела, да и не
следует вам сразу же уезжать – могут пойти кривотолки: мол, Дигона попросту заставили выступить с этим заявлением.
– А возможен ли такой вариант: я выступаю с заявлением, в котором благодарю немецкую юриспруденцию и медицину, а после этого вы отказываете мне
в выезде на родину?
– Неужели вы думаете...
– Да, господин Эйхман, я думаю именно так. И мне нужны гарантии.
– Я могу понять вас, – после некоторой паузы ответил Эйхман. – Хорошо. Кого бы вы хотели иметь гарантом?
– Кого либо из представителей наших фирм.
– Это будут американцы? Нет, такой вариант нас не устроит. Может быть, мы остановимся на ком то из ваших немецких контрагентов?
– Пожалуйста.
– Кого бы вы хотели предложить?
– Доктор Шахт.
– Это невозможно. Доктор Ялмар Шахт – член имперского кабинета министров.
– Доктор Абс? А может быть, Дорнброк?
– Позвольте мне посоветоваться с руководством. Могу вам сказать, что оба эти человека, хотя и являются финансистами – а вы знаете, что наша
партия выступает против финансового капитала и крупной буржуазии, – ничем себя не скомпрометировали и занимают нейтральную позицию. Естественно,
мне придется переговорить с ними – согласятся ли они выступить вашими гарантами. Впрочем, нам нужен один гарант. Так кто же из них? Абс? Или
Дорнброк?
– Хорошо, – пожевав беззубым ртом, ответил Дигон. – Давайте остановимся на Дорнброке. |