Изменить размер шрифта - +
– Все очень хорошо. Теперь попрошу вас, фройляйн...
– Кристина Ульман.
– Пожалуйста, Кристи, – попросил Люс.
Худенькая, в длинном черном свитере и потрепанных джинсах, Кристина села напротив Люса, и глаза ее – длинные, черные – сощурились зло и

выжидающе.
– Вы лжете, – сказала она, помедлив, – когда говорите нам о возвышенной, святой и чистой любви. Сейчас такой любви не может быть.
– Отчего? – спросил Люс и напрягся. Он почувствовал, что эта девочка может предложить схватку.
– Оттого, что ваше поколение убило любовь!
– Стоп! – сказал Люс. – Спасибо, Кристи! Дальше не надо. Сейчас мы стреляем вхолостую. Итак, коллеги, полная раскованность, вы – хозяева

площадки, смело принимайте дискуссию, но не перебивайте собеседников, дайте им сказать то, что они хотят сказать, расположите их к себе.

Мужчинам придется беседовать со старухами. Бабушки любят сентиментальность – помните об этом...

– Добрый вечер, дамы и господа, – первым начал высокий актер, – мое имя Клаус фон Хаффен. Мне хотелось бы задать несколько вопросов нашим дамам.

Позвольте? – он чуть поклонился той старухе, которая была к нему ближе других.
– Пожалуйста, господин фон Хаффен.
– Ваше имя?
– Ильзе Легермайстер.
– Фрау Легермайстер, меня интересует только один вопрос, – говорил актер хорошо поставленным голосом, на настоящем «хохдойч».
Люс похолодел от счастья, прилипнув к камере: бабушка смотрела на двухметроворостого красавца с нескрываемым вожделением. Люс плечом оттер

Георга от камеры и наехал трансфакатором на лицо старухи.
Актер продолжал:
– Мой вопрос прост, и вы, вероятно, догадываетесь, каким он будет. Сколько раз в жизни вы любили?
– Один раз.
– Вы любили вашего мужа?
Старик, сидевший рядом с фрау Легермайстер, заулыбался, а старуха, не поворачиваясь к нему, словно бы прилипла взглядом к актеру.
– Да, – ответила она и чуть кивнула направо, – моего мужа.
– Вы никогда не были увлечены другим мужчиной?
Старуха обернулась к мужу. Она смотрела на него какое то мгновение, и глаза ее были выразительны, и вдруг она улыбнулась длинными фарфоровыми

зубами с четко просматривающимися золотыми прослойками.
– Нет, – ответила она, – я любила только моего милого Паульхена.
– Ваш муж казался вам образцом во всех смыслах?
– Да. Он был образцовым лютеранином, отцом и гражданином.
– Простите, фрау Легермайстер, мой следующий вопрос, но он необходим: был ли ваш муж образцовым мужем? Мужчиной, говоря точнее?
– Господин фон Хаффен, это меня никогда не волновало. Для меня всегда было главным духовное в любви, а не грязное, плотское...
Люс почувствовал, как затрясся от сдерживаемого смеха ассистент, – они сидели у камеры, тесно прижавшись друг к другу, и Люс толкнул его локтем.
«Великолепно, – радовался Люс, – было очень ясно видно, как она врала. Это удача».
Следующей на маленькую сцену, где обычно выступал джаз банд, вышла Ингрид.
– Какой должна быть чистая, высокая любовь? – спросила она старика, сидевшего за столиком в одиночестве.
– Настоящая любовь, – ответил старик, пожевав синими губами, – должна быть доверчивой, нежной и трепетной.
– Простите, ваше имя? Телезрителям интересно узнать ваше имя...
– Освальд Рогге.
– Господин Рогге, что такое доверчивая любовь?
– Как бы вам объяснить получше, – вздохнул старик. – Это когда с первого взгляда... Даже не знаю, как объяснить.
Быстрый переход