|
Слушайте, Шварцман, мне нужны деньги. – Сколько? – Тысяч тридцать – тридцать пять от силы. – Эти деньги я смогу дать. Вам надо получить эти деньги сегодня? – Нет проблемы, Шварцман. Можно подождать до завтра. Теперь дальше. Мне надо уехать. – Вы хотите отоспаться? Я понимаю. – Нет, я отоспался в тюрьме. Года на три вперед. Мне надо уехать по делу. На месяц, два... – Это невозможно, Люс. У меня подписаны договоры с кинотеатрами. Вы должны закончить ваш фильм в ближайшие три недели... – Вам выгодно, чтобы картина появилась как можно скорее, пока у всех в памяти наш скандал? Его забудут через несколько дней, уверяю вас, Шварцман. Пресса подкинет какие нибудь сенсации про хиппи, и все бросятся на новенькое. Моим врагам выгодно, чтобы меня как можно скорее забыли... – Я понимаю, Люс, я все понимаю, но с меня – именно поэтому – владельцы кинотеатров потребуют неустойку, если я не передам им ваш фильм к сроку... – Какова сумма неустойки? – Думаю, очень большая... – Я отслужу неустойку, Шварцман. Дело в том, что в тюрьме я задумал новую ленту. – Ну и прекрасно. Закончите эту и немедленно войдете в следующую... У меня просто напросто нет средств, чтобы внести неустойку. Вы же знаете, что и под эту картину я получил ссуду в банке, а это было нелегкое дело – получить под вас деньги. Что за тема нового фильма? – Об этом пока рано говорить. – Фильм будет игровым? – Не знаю. Пока не знаю. Скорее всего, сплав актерской игры с хроникой... Шварцман поднялся, прошелся по кабинету, то и дело вытирая шею платком – он сильно потел, когда волновался. – Если это связано с документалистикой, я попробую поговорить кое с кем на Кудаме : они прокатывают оскопленную шведскую порнографию, ваша задумка может их заинтересовать. – Спасибо, – сказал Люс. – Только это еще не точно – документалистика... – Новый фильм будет автобиографичным, связанным с вашим делом? – Как сказать... – Сказать мне надо правду. – Если я скажу «да»? – Тогда я спрошу, кто будет играть роль вашей подруги. На это клюнут... – Этого не будет. Не в этом смысл моего замысла. – Тогда ваше предприятие никого не заинтересует. Если бы вы пошли на то, чтобы рассказать зрителям про свой интимный мир, мне удалось бы что нибудь придумать. Толпа любит подглядывать в замочную скважину. – Как вы думаете, во что может вылиться неустойка? Приблизительно, весьма приблизительно? – Тысяч двести. Не меньше. – Но я же доделаю этот наш фильм! – сказал Люс. – Ну, скажем, через два месяца мы его сдадим... Это никак не повлияет на сумму неустойки? – Об этом сейчас преждевременно говорить, Люс. Вероятно, в дальнейшем что то мы сможем получить назад. Но об этом сейчас рано говорить. – Я очень сожалею, милый, – сказал Люс, поднимаясь, – но мне придется вас огорчить... Если вы не сможете договориться о пролонгации картины, этой картины или же что нибудь придумать с новой, я вынужден буду уплатить вам неустойку... – У вас нет денег, Люс. – Я, быть может, останусь голым, но я задумал эксперимент. К этому эксперименту рано или поздно приходит каждый художник, Шварцман... – Что за эксперимент? – устало спросил продюсер, тоже поднимаясь. – Чехов писал, что надо по капле выдавливать из себя раба. Вот этим я и решил заняться в тот месяц, под который просил у вас деньги. От Шварцмана Люс поехал к владельцу радиозаводов Клементу фон Зеедле. |
