|
От Шварцмана Люс поехал к владельцу радиозаводов Клементу фон Зеедле. Их познакомили месяцев пять назад, и Зеедле сказал тогда, что собирается вложить деньги в кинопроизводство. «Заезжайте, – предложил он тогда Люсу, – обменяемся соображениями. Я, естественно, не очень то разделяю ваши политические концепции, однако искусство ваше впечатляет, и равнодушных я не видел – одни хотят линчевать вас, другие собирают деньги на прижизненный памятник. Заезжайте, быть может, договоримся о чем то на будущее». – Здравствуйте, рад вас видеть, Люс, – сказал Зеедле. – Я был огорчен, узнав о ваших неприятностях. Кофе? Коньяк? – Спасибо. У меня к вам деловой разговор. – Кофе не мешает делам... Кстати, неприятности кончились или остались хвосты? – Все кончилось. – Ну и слава богу... Я был убежден в этом... Кабинет у Клемента фон Зеедле, в отличие от маленького бюро Шварцмана, был громадный, обставлен новой мебелью, но не той, которая рекламируется как «самая удобная и надежная», а особой, сделанной на заказ в Скандинавии, из светлого дерева; кресла обтянуты настоящими тигровыми и леопардовыми шкурами, на стенах не репродукция с Гогена, а настоящий Пикассо и Сальвадор Дали. В отличие от Шварцмана, владелец радиозаводов не стал вызывать секретаршу, а сам заварил кофе и поставил перед Люсом чашку. – У меня родилась идея, господин Зеедле. Идея нового фильма. – Спасибо, что пришли ко мне. Польщен. Когда бы вы смогли начать работу? – Сегодня. – Прекрасно. Сколько это будет мне стоить? – Первый взнос – двести тридцать тысяч. – Это ерунда. Это не деньги. Каким будет второй взнос? Люс почувствовал, как его тело, все это время напряженное (из за этого ему было неудобно сидеть в машине, и у Шварцмана, и здесь), стало прежним, упругим и подвластным ему. Он откинулся на спинку стула и вытянул ноги. – Я не совсем готов к ответу, но думаю, что мы уложимся в семьсот тысяч, от силы в миллион. – Я советовался с моими друзьями... Они говорили мне, что прокат требует сейчас лишь широкоформатных цветных лент... Вы знаете об этом? – Да. – Простите, что я задал вам этот вопрос, но многие режиссеры считают, что целесообразнее выражать идею в черном цвете, – продолжал Зеедле. – Теперь последнее... Тема вашей новой работы? – Я не умею рассказывать замысел. Что то про банду. Пиф паф, коварство, ум, ловкость, насилие, смерть... – Но об этом уже много сделано, – удивился Зеедле. – Вы – и вдруг вестерн? Оставьте это безвкусным парнишкам из Голливуда. Давайте что нибудь в духе Антониони, но так, – неожиданно засмеялся Зеедле, – чтобы при этом можно было коснуться проблем радиопромышленности в двадцатом веке. – Так я не умею, – сказал Люс и почувствовал, как тело его снова стало деревенеть. Он поджал ноги и с трудом оторвался от спинки стула. «Удобное, – подумал он, – прямо таки всасывает. Самым страшным для него будет то время, когда придется расстаться с этой мебелью». – Полно вам, Люс, – сказал Зеедле, – не надо хмуриться. Сделайте скидку на мою неопытность. Я никогда не имел дела с вашим братом. Только гангстеры? Не обворовываете ли вы себя этим? Люс – и вдруг гангстеры. Ну ладно, в конце концов вам виднее: я рискую деньгами, вы – своей репутацией. Проспект вы захватили? – Что? – не понял Люс. – Какой проспект? – На сухом языке моей профессии проспект означает подробное описание того предмета, который вы собираетесь предложить покупателю. |
