|
Спасибо. Алло, добрый вечер, идиот. Ты мне нужен. Срочно. Не можешь? Когда? – Люс посмотрел на часы. – А транзит? Ты убежден? Хорошо, я вылечу. Встречай меня. Когда я буду в Ганновере? Через час? Ладно. Не смейся, кретин! Ну что ты смеешься?! Через два с половиной часа Люс был в Ганновере. – Видишь ли, миленький, – говорил Паоло, когда они ехали с аэродрома, – ты меня ставишь в диковатое положение. Ты ошалел, сказал бы я. Ты знаешь, мое дело – реклама изделий из пластмассы. Я не могу быть таким анонимным продюсером. Если мои партнеры узнают, что я вложил дело в твой фильм, меня ждет крах. Уничтожат, даже косточек не оставят. Я могу одолжить тебе денег. Тысяч пятнадцать. Пожалуйста. Но двести тридцать тысяч! Ты странный человек, ты порой поражаешь меня. Надо же всегда точно знать, с какой просьбой можно обратиться к другу, а с какой нельзя. Добрый ты и хороший человек, но иногда ведешь себя словно дешевая кокетка: «Милый, купи мне серебристую норку». Не говоря уже о том, что вся эта твоя затея кажется мне самоубийством. – Почему? – Ты что, сам не понимаешь, на кого замахиваешься? Если все обстоит так, как думает Берг, ты понимаешь, кто окажется твоим врагом? Люс задумчиво спросил: – Ты пластинки по прежнему рекламируешь? – Конечно. – Помнишь, мы раньше проигрывали на патефоне большую пластинку с одной песней? Помнишь? А теперь на одной маленькой пластинке записывают пять песен. Все убыстрилось, Паоло, все сейчас убыстрилось. Зло убыстрилось, но и добро тоже должно стать быстрым, иначе снова начнется ночь, и уже не твоего отца, а наших детей сделают рабами в новых концлагерях. – Тебя всегда заносило на длинные фразы с восклицательными знаками и многоточиями, Люс. Не надо. – Паоло припарковал машину возле маленького ресторанчика. – Пойдем съедим по айсбайну. Ты желтый, и под глазами синяки. – Пойдем. – Так вот, милый, раньше надо было думать. Обо всем надо думать заранее. Откуда ты знаешь, о чем я думаю, отказываясь войти в твое дело? Ты же знаешь, как я «люблю» нацистов – и новых и старых, однако я с ними работаю, и по субботам они собираются у меня за городом... Каждому свое, Люс. Я тоже думаю о будущем, но у меня – свои возможности, а у тебя – свои. Каждый человек живет своей задумкой, Люс. И я не имею права сейчас рисковать с тобой, потому что твой проигрыш будет означать гибель моей задумки... Извини меня за монолог, просто я рассвирепел, когда ты напомнил про отца... – Что ты с ними сможешь сделать, с этими дорнброками, Паоло? Ты сам теперь стал крошечным дорнброком... – Есть стратегия и тактика, Люс. Люс поднял глаза на Паоло. Он долго смотрел на него, а потом улыбнулся. – Знаешь, – сказал он, – я теперь никогда не буду называть тебя идиотом. Я тебя очень люблю, дурака моего... – Зато я тебя ненавижу... Жри айсбайн, тут делают самый лучший айсбайн, видишь, на косточке, и жир белый. – Ладно. Жру. Только скажи мне, что делать. Кто мне может помочь? – Я заказал тебе билет на Париж. В двенадцать в отеле «Георг Пятый» тебя будет ждать Аллан Асон. – Но он же работает на американцев и англичан. Он никогда не ставил на немцев... Его епархия – Франция, Штаты, Лондон... – Он мой друг. – С ним можно говорить в открытую? – Как тебе сказать... нет, нет, я ему верю... Просто, когда ты говоришь в открытую, ты ставишь собеседника в трудное положение. Аллан живет в сфере бизнеса, у него свои сложности. |
