Его губы и пальцы делали что то невообразимое. Хотелось, чтобы он прекратил – таким нестерпимо чувственным в его руках стало моё тело. Слишком много ощущений. Слишком много электричества. Слишком много огня покоже и нервам. Но убежать было невозможно, Артём полностью перехватил у меня контроль, прижимал, целовал, владел. Я не могу, я... В голове помутилось. Сокращения мышц, нарастающий взрыв слёз, радости и безумия, и я громкозастонала, отлетая куда то из тела...
Рядом раздалось поспешное, тяжёлое топотение. Нас застали?!
Артём быстро оглянулся, отпустив мои руки. Я испуганно глянула за его плечо. В лунном свете к углу с сопением и топотом слона бежал колючий шарик.
Чёртов ёж.
1Против, по отношению (от английского)
2«Горящий человек» (англ.)
3Знаменитая голливудская актриса
Глава 15
Артём
Поцелуй с ней был из разряда помешательства. Полного отключения из реальности. Она была моя, целиком. Горячая, податливая, нежная. Такого я ещё никогда не чувствовал – полного, крышесносного удовольствия от того, что чувствует она! Словно мы – два участника виртуальной игры, в которой датчики удовольствия одного вживлены в тело другого. Её стон отдавался волной кайфа во мне. Вкус губ и запах тела, и что то ещё больше физиологии отключили мой мозг. Это не должно было заканчиваться. Но прервалось резко и нелепо.
Топот. Она вздрогнула. Я обернулся. В темноте никого.
Вспышка гнева. Сжатые кулаки.
Если это вернулся тот урод, я его на колбасные шкурки разделаю! Где же он?!
– Подожди, я проверю, – сказал я Гаечке и бросился к двери.
Но она остановила меня двумя словами:
– Это ёж. – И показала на колючее недоразумение, улепётывающее в угол. Мелкие пятки сверкали в лунном свете, по тяжести шагов сравнимые с кабаном.
– Э э, – опешил я. – Ёж? Инопланетный?
– Обычный.
– У него, кажется, проблемы с гравитацией...
Гаечка облизнула губы и хихикнула.
– Ёжики всегда топотят. У меня у бабушки в доме водились. Вечно нам спать не давали.
– Ёж... – пробормотал я, ещё не веря своим глазам.
Наверное, я никогда в жизни не выглядел глупее. Даже когда мать заставляла меня в пять лет стихи Бродского с табуретки читать своим гостям.
То есть выходит, что эта колючая мелочь испортила лучший поцелуй в моей жизни? В пору доставать ружьё и отстреливать. Но это было так нелепо, и хмель, которым меня заразила Гаечка, ещё не выветрился, что я прыснул. Гаечка тоже. И мы рассмеялись неприлично громко в объятом тишиной доме. Бормоча всякую ерунду про ежей, мы хохотали, словно два обкуренных подростка. И это тоже было так офигенно, что мой мозг где то на заднем фоне засомневался в моей нормальности. А я послал его к чёрту. Звали его тут, возмущаться!
Я подошёл к ней. Опершись ладонями о стену рядом, навис над Гаечкой. Так просто, так хорошо. Мой взгляд упал на две половинки яблока, валяющиеся на полу. И мозг снова выдал аллегорию в виде строящейся над нашими головами формулы химических соединений. Ощущение, что Гаечка родная и давно, всегда, дополнило мне баллов на шкале безумия. Ретрит... Хм, видимо, действительно не случайно... Но мне нравится!
– Скажи, ты всегда такая лёгкая? – спросил я, глупо улыбаясь.
– Ну, когда бабушкиных пирожков не наемся, – игриво ответила она с массой блестящих лучиков в глазах.
Я уткнулся взглядом в её припухшие губы. В моих ещё кололось. Её грудь, так хорошо угадываемая через белую сорочку, манила, как приглашение к празднику. В шортах у меня опять всё закаменело и заныло нетерпением. Начать всё снова? Почему нет?
И я сказал с хрипотцой:
– Похоже, теперь тебе придётся постоянно ходить только со мной. |