Дверь мне открыла вовсе не молодая мамаша. И даже не хорошенькая первоклашка. На пороге стоял замурзанный пацанчик лет десяти с большущей головой на тонкой шейке, носом пельмешкой и мохнатыми ресницами. Его щуплая грудь, как портупеей, была крест-накрест перетянута двумя длинными ремнями плотно набитых спортивных сумок. Штаны висели на худом заду мешочком, а на поясе, подвязанная бечевкой, болталась жестянка от чая, разукрашенная яркими драконами на фоне восточного орнамента. Парень глянул на меня сквозь свои потрясающие ресницы, переложил пачку чипсов из одной руки в другую и кивком пригласил войти.
— Я к Кашкиным, — на всякий случай сообщила я, с недоумением оглядываясь по сторонам.
— Няня? Из агентства? — деловито уточнил этот типчик, вытирая руки о штаны.
— Няня… Меня Рита зовут, — пробормотала я.
И, спохватившись, тут же представилась по всей форме:
— Маргарита Цуцик.
— Проходи, — коротко выдохнул он.
И, даже не оглянувшись, неторопливо двинулся в сторону неприбранной кухни, на ходу похрустывая чипсами. При каждом шаге мальчика в жестяной банке что-то гремело и перекатывалось. Рубаха, застегнутая на две уцелевшие пуговицы, перекосилась под тяжеленными торбами на его худеньких плечах. Следуя за парнем, я на ходу отмечала гору сваленной в прихожей разнокалиберной обуви, залепленный пластилиновыми лепешками кафельный пол коридора, разрисованные фломастером стены и понимала, что одному ребенку так загадить дом не под силу. Мальчишка прошел на кухню, уселся на табурет, жестом предложил мне занять место напротив и в процессе беседы подтвердил мои опасения.
— Что было в школе по алгебре? — окидывая меня цепким взглядом, придирчиво спросил он.
Я могла бы соврать не в меру любопытному паршивцу, который сует нос не в свое дело, что с утра до ночи только и делала в школе, что решала тригонометрические уравнения, но врать я от природы не умею. Поэтому я жалобно посмотрела на своего мучителя и тихо попросила:
— Позови маму.
Но мальчишка как будто меня не слышал. Он сурово сдвинул брови к переносице и продолжил допрос:
— Как обстоят дела с логарифмами?
— Плохо обстоят, — честно призналась я, прикидывая, в каком же классе мы проходили логарифмирование. По-моему, это было классе в восьмом, если не в девятом. Но этот шкет не тянул и на семиклассника. Максимум четвероклассник. Тогда возникает вопрос — зачем ему логарифмы?
Пока я размышляла над этой загадкой, собеседник пытливо прищурился и срезал меня следующим вопросом:
— А козу из пластилина слепить сможете?
— Можно попробовать, но я не уверена, — скучным голосом ответила я, разглядывая педикюр на левой ноге.
От бессмысленности беседы я готова была провалиться сквозь землю, хотя и понимала, что пытает он меня не просто так.
— Хотя бы Мамин-Сибиряк у вас есть?
— В каком смысле? — встрепенулась я.
— В смысле сборника «Аленкины сказки» или «Лес не школа, а всему учит», — терпеливо пояснил пацан. — Или, может, на память изложение по «Серой шейке» написать сможете? Про козу и алгебру я так, на всякий случай спросил. Пусть Лизка и Светик сами за себя отдуваются. Главное, чтобы вы за меня уроки делали — ведь это я вас нанимаю на работу.
— Минуточку, кто такие Светик и Лизка? Мне сказали, что будет одна девочка — первоклашка.
— Именно, — важно кивнув головой, согласился со мной собеседник. — Первоклашка у нас одна — Светик. А мы с Лизкой взрослые. Лиза в восьмом классе учится, а я в третий перешел. |