|
У цивильных было все. Перно, горькие настойки, тонизирующие напитки, коньяки и вино в стеклянных бутылях. О переживаниях было забыто. Стрелки опередили нас. Они скакали к трибунам. Под ними трескался асфальт. Наконец они сливаются с бушующей толпой. Потом пехота, пушки, грохот обозов… Лязг железа… – Да здравствует армия!.. Толпа смешивается с нашими рядами. Мы спешиваемся. Мы растворяемся в толпе, все це-луются, обнимаются, передают друг другу бутылки. Закусывают сардельками. Пьют все подряд. Мы воссоединяемся на мельнице возле ипподрома Лоншан. Три бригады и полковой оркестр, затем еще легкая кавалерия. Это было впечатляющее своим размахом зрелище, семь тысяч всад-ников, скачущих галопом… Нужно было слышать этот резонанс. Нужно было также видеть нас всех в этот момент, кирасиров… ощетинившихся пиками драгун… легкую кавалерию, несущуюся на полном скаку стройными рядами. Земля дрожала у нас под ногами… вплоть до нижних рядов амфитеатра все гудит и грохочет. Вот это работа! Слышны артиллерийские выстрелы. Похоже, это картечь. Теперь нужно установить равнение на полковника. Вот он, с султа-ном на голове, [не хватает страницы] Господин дез Эстранж, приветствующий трибуны. «Об-щее приветствие!..» Апофеоз. Его высшая степень, как раз в этот момент оркестр взрывается звуками медных труб. Ле Гоффик, который в последнюю минуту примчался на своей лошади, неожиданно отклоняется в сторону толпы, спотыкается, сбивает венок. Это скверно. Дагомар поворачивает голову и отыскивает меня взглядом. Нужно смотреть прямо. Я вижу президента Фальера во фраке. Он стоит метрах в двадцати от полковника. Он возвышается над нами, стоя на балконе, украшенном цветами. Его пожилая манерная супруга находится слева от него. Она стоит впереди всех женщин. Самая уродливая из всех. На ней розовое платье в серенький цветочек. Он снова приподнимает цилиндр. И еще раз. Никогда раньше не видел столько важных шишек, как сейчас, в его окружении. Они буквально утопают в перьях и золотых эполетах. Я догадываюсь, на кого он похож. Вот так, с поднятым к небесам лицом, он похож на изображение святого Роша, которое висело в нашей приходской церкви…Я часто видел его, когда был маленьким, особенно в дождь. Наконец мы возвращаемся строем. Праздник окончен. Мы еще раз пересекаем весь Париж. На каждом перекрестке мы пьем. Наши лошади пьют из Сены. Лакадан пользуется успехом. Он беседует с дамами. Кажется, полковник дез Эстранж остался нами очень доволен. Он отменяет все взыскания. Даже Ле Гоффику, который за свои подвиги заработал целых 35 и 15, удалось их избежать. Е. Фердинанд – бригадир В звене, которым я командовал, никто уже не верил ни в Бога, ни в черта. В конце концов я это понял. Дисциплина должна была держаться только на животном страхе! Блин! Новобранцам было на нее насрать с вечера до утра, по воскресеньям и в будние дни. Вот так вот! Белое вино, густое красное, пустой похабный треп – вот все, что нужно было соплякам для счастья. Без жуткого страха все усилия Гороха теряли смысл. Нужно забыть все – «гражданку», го-род, деревню, выдавить все это из себя, как воду из губки… Никаких сожалений. Никаких вос-поминаний… Вымести метлой, ну да… Как говорил буфетчик Лербанн, рогоносец, когда мы отправлялись на подавление забастовок. Это были его собственные слова. «Смелее, ребята! Выпустите им всем кишки! Это все без дельники [слово написано неразборчиво; первый урок: эти парни]! Это туфта! Стоит им дать разок, они тут же сдрейфят!» Он не любил рабочих. Он предпочитал в качестве рабочей силы неотесанную деревенщи-ну. В столовой они с Лакаданом целыми часами обсуждали маневры и внутреннюю службу… Многие оставались их послушать. Время от времени Лакадан заговаривал со мной. У него вызывала опасения перемена в мо-ем положении, мое повышение. Как-то раз он подошел к конюшне и ни с того ни с сего спросил: – Так что, ты держишь салаг в ежовых рукавицах?… Говорят, ты самый вредный во всем эскадроне? Я ничего ему на это не ответил. |
