Туберозов разбудил поскорей Павлюкана, помог ему вскарабкаться на другого коня и послал его в погоню за беглецом, которого между тем уже не было и следа.

Савелий вынул свои серебряные часы и посмотрел на них: была четверть четвертого.

– Эх, как проспали! – подумал он. – А теперь еще вот эта история, и, Бог знает уже, когда удастся добраться домой.

Впрочем, и то, что он запоздал, и история с лошадью, по-видимому, нимало старику не досаждали: он даже как будто рад был задержке, зевнул и сел в тени с непокрытой муравою.

– Сагою веет от этих мест, – повторил он себе, вторично зевая… – И странно… что я все вздрагиваю и как будто наэлектризован? Читал недавно я в газетах, что есть места, где вследствие неизученных еще условий электричество проявляется с необыкновенной силою. Сосюр и Лумис показали на такие места в Граубиндене и на горах Невады, что волосы людей колыхались и, стремяся подняться, производили сильный и неприятный шум, в спину получались уколы и обжоги, палки и трости жужжали и пели, словно рой оводов, а с концов пальцев и ушей отделялися сильные токи.

Протопоп опять повел рукой по голове и опять вместо волос что-то неприятное, как оса, прошло между его пальцев.

– Ну да; это так: я совсем наэлектризован.

Чу!.. что это? Как ветер клонит ниву, – точно кто в ней ходит…

Это может быть “Государь Пантелей собирает цветы и травы на свой целебный елей”. – О!

         Государь Пантелей!

         Ты и нас пожалей!

         Свой чудесный елей

         В наши раны излей,

         В наши многие раны сердечные.

         Есть меж нами душою увечные,

         Есть и разумом тяжко болящие,

         Есть глухие, немые, незрящие,

         Опоенные злыми отравами,

         Помоги им своими ты травами.

         А еще, Государь,

         (Чего не было встарь)

         И такие меж нас попадаются,

         Что лечением всяким гнушаются,

         Они звона не терпят гуслярного,

         Подавай им товара базарного,

         Всё, чего им ни взвесити, ни смерити,

         Всё, кричат они, надо похерити;

         Только то, говорят, и действительно,

         Что для нашего тела чувствительно.

         И на этих людей,

         Государь Пантелей,

         Палки ты не жалей,

         Суковатыя! —

Растление какое умов и нравов! Эти стихи вменены поэту в величайшее преступление!.. Как взаправду не преступно; там слагаются союзы, как отнять у нас не только скарб и жизнь, но даже духовное наше состояние и водворить нас в скотство, а тут… миндальничайте; не смейте звать никакой кары, даже лозой учительной им погрозить преступно! О, бездна тупости какая! Как будто это всё своею волей пишется? События и время выводят письмена.