– То, что вы рассказали, – вмешалась Элен, – возможно, относится к Божественному Отцу и Магомету, но не все религии… мм… экономические.

Базз Де Кемп посмотрел на нее.

– Это не совсем то, о чем я говорил. Но хорошо, назовите хотя бы одну.

– Ну это же очевидно. Христианство.

Базз запрокинул голову и рассмеялся. Он вытащил изо рта сигару и произнес:

– Кто‑то сказал, что если бы христианство не возникло в свое время, римлянам для своей выгоды следовало бы его выдумать. Может быть, они так и сделали.

– Послушайте, вы ненормальный. Римляне преследовали христиан. Все, кто хоть что‑то читал по истории, это знают.

– Сначала преследовали. Но когда римляне сориентировались, что это превосходная религия для рабовладельческого общества, они сделали христианство государственной религией. Оно обещает кусок пирога в небесах умирающему. Страдай на земле и после смерти получишь причитающийся тебе десерт. Какая вера лучше пригодна, чтобы удерживать в спокойствии эксплуатируемое население?

– Отличный вечерок получается, – угрюмо произнес Эд. – Сидим здесь, рассуждаем о политике и религии. Что ты скажешь, если мы будем двигаться, Элен? У нас еще есть время пойти на какое‑нибудь шоу. У меня есть два билета на…

– Вы говорите, как атеист! – возбужденно сказала Элен.

Репортер отвесил пародийный поклон.

– Агностик с атеистическими наклонностями, – он уныло хрюкнул. – Собственно говоря, я не претендую на интеллектуальное превосходство. Моя мать происходит из семьи с давними агностическими традициями. Мой отец был рожден адвентистом седьмого дня, но стал одним из этих атеистов с угла улицы. Знаете, которые горазды загнать в угол какого‑нибудь бедного искреннего баптиста и спрашивать у него, если Адам и Ева были единственными людьми в мире, на ком женился Каин? Так что я рос в атмосфере, в которой не признавали никакой из общепризнанных религий. Я стал агностиком по той же причине, по которой вы стали методисткой или пресвитерианкой…

– Я принадлежу к епископалианам! – фыркнула Элен, ничуть не смягченная неуклюжим самообвинением репортера.

– Как и ваши родители? А если бы из‑за прихоти судьбы вы родились в мусульманской семье? Или в синтоистской? Как вы думаете, кем бы вы были? Ничего вы не думаете. Мисс Фонтейн – вы на самом деле Элен Фонтейн, а? – Боюсь, что нам обоим не хватает оригинальности.

– А вот ко мне, между прочим, все это не относится, – сказал Эд. – Мои родители оба были баптистами, а я перешел в епископалианство.

Базз Де Кемп хрюкнул.

– Знаешь, Крошка Эд, я подозреваю, что под внешностью подхалима, лезущего вверх по общественной лестнице, которую ты являешь миру, бьется сердце из чистой латуни. Давай смотреть в глаза жестокой действительности. Ты оппортунист. Чтобы быть епископалианином, больше ничего не требуется.

Эд Уандер очнулся от неглубокого сна – ему снился покой, – и простонал слова, которые нужно было сказать, чтобы отключить аудиобудильник. Это действие вернуло его к мыслям о необходимости разобраться с кредитным балансом. За Фольксховер еще не было заплачено, не говоря уж об этом ультрамодном ТВ‑стерео‑радио‑фоно‑магнитозаписывающем устройстве – будильнике, встроенном в стену комнаты.