До Эда Уандера только в этот момент дошло, насколько велика эта сенсация. Перед его мысленным взором замелькали картины. Он может продать ее в иллюстрированный журнал «Лук эт Лайф». Он может продать ее…

Картины перед мысленным взором погасли. Никуда ему этого не продать. Если Баззо даже не посмел заговорить об этом с городским редактором такого заштатного городишки, как Кингсбург, кто будет слушать Эда Уандера в Ультра‑Нью‑Йорке?

Он подозревал, что из всех вовлеченных и историю единственными, кто действительно знал, что «Домотканый стиль» и помехи на радио и телевидении – это результат проклятий Таббера, были он сам, Базз и Элен. За исключением, разумеется, самого Таббера, Нефертити и нескольких его последователей, «следующих слову», или как там они себя называют.

– Ну? – нетерпеливо сказал Базз.

Эд не знал, откуда у него взялась храбрость, но он ответил:

– Ладно. Я отправлюсь в Согерти, что бы из этого не вышло. Буду держать тебя в курсе. Помни, если из этого получатся деньги, я участвую в дележе.

Репортер вытаращил глаза в преувеличенном торжественном обещании.

– Де Кемп всегда держит слово, – провозгласил он.

– Угу, – проворчал Эд, протягивая руку выключить телефон.

Эд спустился подъемником в подземный гараж, взял Фольксховер, включил его, поднял на полфута над полом, выехал по скату на улицу и взял направление на север. Толпы на улицах были несусветные. Он никогда не представлял, сколько народу живет в этом городе. В далеком прошлом, надо полагать, большинство проводило день на рабочем месте, вечер за телевизором, в кино, или слушая радио. В последние годы, по мере того, как число нужных профессий все уменьшалось и уменьшалось, так что в конце концов безработных стало больше, чем работающих, средний горожанин стал вести более сидячий образ жизни. Эд где‑то встречал такие данные, что средний человек проводит восемь часов в день, будучи развлекаем средствами массовой информации.

Теперь этот порядок нарушился.

Эд направлялся на север на высоте примерно десяти футов и обратил внимание, что движение гораздо интенсивнее, чем можно было бы ожидать в это время дня. Не нужно было долго думать, чем это вызвано. Горожане выбрались к ближайшей воде искупаться или к ближайшему лесу на пикник. В основном их лица при этом не выражали надежды хорошо повеселиться. Вероятно, потому, что их переносные приемники и телевизоры не работали.

Эду Уандеру пришло в голову, что такие развлечения прошлого, как пикники и плавание, вышли из моды еще в те времена, когда он был ребенком. В его дни детвора еще развлекалась самостоятельно – плавали, ловили рыбу, играли в бейсбол, путешествовали пешком, ездили в лагеря. Теперь ничего этого не делали, потому что это помешало бы смотреть ту или другую любимую программу. Отправьтесь в лагерь и пропустите «Час Роберта Хоупа Третьего», или «Я с ума схожу по Мери», не говоря уж о «Садистских Сказках». Конечно, всегда можно взять с собой переносной телевизор, но тогда придется смотреть передачи, сидя у костра, вместо того чтобы делать то же самое у себя дома в полном комфорте и с гораздо меньшим количеством комаров.

Рыбалка. Он вспомнил, как мальчишкой ездил с отцом на рыбалку. И самостоятельно тоже ездил, кстати сказать. Он мог вовсе ничего не поймать или принести домой жалкую связку окуней, но ему это нравилось. Сегодня мальчишки предпочитают посмотреть, как кто‑то другой в Гольфстриме или у берегов Перу поймал марлина весом в полтонны или попал острогой в гигантского ската, ныряя с Большого Барьерного Рифа Австралии. Чужое сильное волнение игры с десятифутовой акулой‑людоедом, как видно, гораздо сильнее, чем утомительное ожидание, пока четырехдюймовый окунь схватит твоего червяка.

Согерти был одним из этих неизменных городов новоанглийского типа.